Его читает весь мир. Марина Урусова «По следам мифа о японских полевых сумках»

 

Каждый из сотрудников библиотеки-филиала № 17 им. М. А. Шолохова в душе – исследователь и научный работник. У каждого есть своя история поиска, которая позволила решить какую-либо проблему или даже предотвратить катастрофу. Когда-нибудь мы поделимся этими маленькими «подвигами» сотрудников, совершенными в разные годы существования библиотеки.

А в день рождения любимого писателя хотим поделиться эссе ведущего библиографа М. Н. Урусовой о том, как она расшифровывала «загадочную» (по утверждениям шолохоедов) фразу Михаила Александровича Шолохова.

Марина Урусова

По следам мифа о японских полевых сумках 

Работая в библиотеке, носящей имя Михаила Александровича Шолохова, я постоянно изучаю всё, что связано с его именем. И порой нахожу нечто, что заставляет меня долго разыскивать причину тех или иных слов писателя, потому что очевидно, что он кого-то цитирует. Шолоховеды, наверняка, знают ответы на такие вопросы, но порой проще найти первоначальную цитату, чем ту публикацию, где об истоках слов писателя говорят исследователи его жизни и творчества.

Недавно обнаружила очередной «миф о полевых сумках».

О том, что Шолохов, якобы «украл» рукопись расстрелянного белого офицера, найденную в его полевой сумке, слышала ещё в детстве от отца. Эти слухи поползли в 1928-м году, и послужили поводом для первого разбирательства с авторством «Тихого Дона». Папа считал их тем, чем они и были на самом деле – слухами, ибо доказательств кражи никто из обвинителей не представил.

Позже услышала ещё одну версию – якобы тесть Шолохова – Пётр Громославский убил Фёдора Крюкова, забрал себе рукописи, хранившиеся в портфельчике (не полевая сумка, но близко к ней), и позже передал их своему зятю, а тот выдал их за свои. Так, мол, и появился «Тихий Дон». Версия строилась на основе… фотографии участников Отчётного Круга, на которой все снялись с «символами власти». Например, Пётр Громославский на ней стоит с бунчуком – символом власти атамана. А Крюков держит в руках тот самый портфель, в котором, якобы хранилась рукопись «Тихого Дона». Портфель - символ того, что он – секретарь Круга. Смешно. Во-первых, потому что Громославский был человеком набожным, поэтому убивать и красть не стал бы. Во-вторых, если он убил, то какой смысл ему было хранить портфель – это же улика! Если только украл, то опять-таки зачем хранить? Зятя-то ещё и в помине нет, передавать некому! И дальше набегало третье, четвёртое, пятое. То есть эта версия у меня сразу не вызвала доверия ни на грош.

Теперь о третьем «мифе про полевые сумки». На XVIII съезде партии Михаил Александрович в своём выступлении произнёс слова, которые современные «шолохоеды» подхватили и подняли знаменем: «Вот оно! Практически признался, что украл рукопись у офицера!»

Что же «такого» сказал Шолохов на съезде?

«В частях Красной Армии, под ее овеянными славой красными знаменами, будем бить врага так, как никто никогда его не бивал, и смею вас уверить, товарищи делегаты съезда, что полевых сумок бросать не будем — нам этот японский обычай, ну… не к лицу. Чужие сумки соберем… потому что в нашем литературном хозяйстве содержимое этих сумок впоследствии пригодится. Разгромив врагов, мы еще напишем книги о том, как мы этих врагов били. Книги эти послужат нашему народу и останутся в назидание тем из захватчиков, кто случайно окажется недобитым…»

Прочитав это, первым делом подумала: «До чего довели человека! Даже на съезде не удержался – помянул треклятую сумку!» Потом решила, что «нет, тут что-то другое», и полезла искать что же именно «другое».

Признаюсь, мои поиски могли закончиться гораздо раньше, если бы я догадалась открыть полный текст выступления и поднять глаза на абзац выше приведённого отрывка. Но, как говорила когда-то наша преподаватель математики, зачёркивая неправильное решение задачи на доске: «вы сами создаёте себе проблемы, а потом героически их преодолеваете»…

 Сначала меня заинтересовал японский обычай бросать полевые сумки. Естественно, ничего про это я не нашла. Посмотрела какое обмундирование было у японцев в 1939-м году, обнаружила, что у каждого солдата было не менее 3-х сумок, одна из которых предназначалась для документов. Предположила, что, спасаясь, солдаты и офицеры уносили те сумки, где хранилось продовольствие и патроны, и избавлялись от документов (тем более, что основные они хранили в нагрудном кармане).

Потом начала искать пересечение Шолохова с участниками событий на Халхин-Голе. Выяснила, что таких людей было не меньше двух, и один из них (Владимир Ставский) был военным корреспондентом в нужный период времени (Симонов появился на Халхин-Голе лишь в июле 1939 года). Естественно, полезла шерстить газеты за февраль-март 1939 года, во время которых были основные провокации, чтобы найти очерки Ставского. Вместо них обнаружила текст выступления на съезде наркома обороны К. Е. Ворошилова (Правда. – 1939. – 15 марта. – С. 3-5).

Всё! Пазл сложился! Страшно довольная собой, я, наконец, открыла полный текст выступления Михаила Александровича Шолохова, и прочитав его, обругала себя последними словами. Двумя абзацами выше цитируемого «шолохоедами» текста стояла фамилия Ворошилова.

В утешение себе могу сказать лишь то, что ответ всё же был найден. И добавить: «Мал золотник, но – в пику шолохоедам!»

Не признавался Шолохов в краже дневника белого офицера! Не было такого! А вот отрывки из дневников японских офицеров, которые зачитал Ворошилов, можно было печатать в советских газетах, как репортажи наших фронтовых корреспондентов – столько в них описаний подвигов красноармейцев.

Привожу цитату из выступления Ворошилова:

«В записных книжках убитых японских офицеров имеются следующие записи:

1)           Майор Харабари, командир батальона 75-го пехотного полка записывает в свою записную книжку:

«Немало пришлось потерпеть от советских танков. Они использовали местность, подходя на близкое расстояние и ведя огонь. Огонь был ужасен и очень меток. Применяясь к местности, советские танки часто высовывали для ведения орудийного огня только башни. Наш обстрел не был достаточно действительным. Когда танки попадали под наш артиллерийский огонь, то водители часто выскакивали и укрывались в складках местности, пока наш огонь не переносился на другое направление.

Часто экипажи снимали пулемёты с танка и вели меткую стрельбу по нашим солдатам, а затем снова садились в танки».

2)           Майор Накана (командир 1-го батальона, 75-го пехотного полка) (записная книжка):

«Уже второй день, как мы сидим в окопах, а советская армия проявляет активность. То переходит в наступление и быстро к обороне. Трудно высунуть голову. Раньше нам говорили, что это не сильная армия, но когда мы столкнулись на фронте, то я вижу, что это было заблуждением. Красные войска часто проявляли яростные атаки.

Вчера вечером в третьей роте было 137 человек, сегодня осталось 50, и её уже свели в один взвод.

31-го июля утром на рассвете мы первой ротой атаковали сопку Сяцаофын. 14 солдат противника в течение 5 часов упорно сдерживали атаку нашей 1-й роты, нанося ей большие поражения и их удалось выбить только после рукопашного и штыкового боя».

3)           Поручик японской армии Кофуэндо (11-я рота, 75-го полка) в записной книжке отметил:

«Красные хорошо используют все виды стрелкового оружия – и винтовки, и ручные и станковые пулемёты. Мы несли большие потери от меткого огня, когда ружейная перестрелка шла даже на 900-1000 метров. Советские снайпера хорошо маскируются, умело пользуются местностью. Собираются по 3-4 солдата и, немедленно окапываясь, ведут сверхметкую стрельбу по всему нашему расположению, причиняют большой урон. Много убитых и раненых».

Вот, товарищи, может быть пристрастное, но в другую сторону, умаления качества боевой подготовки наших частей, свидетельство того, что наши командиры и политработники недаром едят советский хлеб, они, как видите, «кое-что» делают, и достигают некоторых успехов»

На мой взгляд, не грех было бы использовать записи из японских блокнотов для написания хорошей художественной книги о событиях на Халхин-Голе. Думается, и военспецы получили от них немалую пользу.

Мы очень быстро учились на своих и чужих ошибках. Во время Великой Отечественной войны был отдан приказ дневников не вести (чтобы из них противник не получал информации о настроениях в нашей армии, описаний наших тактических проколов и технических трудностей), который был нарушен Александром Солженицыным, что послужило причиной репрессий в отношении него… Но это уже совсем другая история.