Андрей Иванович Ерёменко о начале контрнаступления советских войск под Сталинградом

 В августе 1942 года генерал-полковник Андрей Иванович Ерёменко был назначен командующим Юго-Восточным фронтом, где контратаковал немецкие войска в ходе Воронежско-Ворошиловградской операции. 10 августа по приказу Ставки ему был подчинён также и Сталинградский фронт. Он собрал воедино все отходившие соединения и имеющиеся резервы, благодаря чему сумел нанести удар по наиболее опасной группировке врага, которому не удалось с хода прорваться к городу с юго-запада. Успешным был и контрудар 23 августа, сорвавший попытки врага прорваться с северо-запада.

28 сентября Юго-Восточный фронт был переименован в Сталинградский фронт. Почти четыре месяца войска Ерёменко сдерживали наступление противника в Сталинградской битве. Он творчески решал массу острейших оперативно-тактических вопросов. Под его руководством была детально разработана тактика уличных боёв, в том числе способы ведения боя внутри зданий, широко развёрнуто снайперское движение, умело и быстро осуществлялось оборудование местности. По приказу командующего вся артиллерия фронта, включая орудия речных кораблей Волжской флотилии, сосредоточила огонь на передовых группировках врага. Он, очень умело применяя артиллерию, прежде всего обязывал бить по противнику прямой наводкой, чётко организовал противотанковую оборону.

Во время операции «Уран» в ноябре 1942 года, войска Ерёменко прорвали оборонительные рубежи противника южнее Сталинграда и соединились с войсками генерала Н. Ф. Ватутина, замкнув тем самым кольцо окружения вокруг 6-й армии генерала Фридриха Паулюса. Двадцать две дивизии врага оказались зажатыми в довольно тесном кольце.

Предлагаем вашему вниманию отрывки из книги А. И. Ерёменко «Сталинград. Записки командующего фронтом», посвящённые периоду начала контрнаступления наших войск.

ГЛАВА XIII. ЗРЕЕТ КОНТРНАСТУПЛЕНИЕ

Идея контрнаступления под Сталинградом, впервые возникшая у меня еще в Москве (1–2 августа 1942 года), во время оборонительных боев за город зрела и укреплялась, постепенно воплощаясь в конкретный план, в практическую подготовку к контрнаступлению. Эта подготовка началась в самый тяжелый период Сталинградской обороны, в августе — сентябре, когда мы с Н. С. Хрущевым возглавляли два фронта.

Нашим первым мероприятием было, естественно, выбрать выгодные направления для ударов, подготовить соответствующие исходные районы для контрнаступления. При этом надо было действовать так, чтобы противник не понял наших замыслов. Для этой цели на самом дальнем, правом крыле Сталинградского фронта 21-я и 63-я армии в конце августа успешно провели операцию по захвату и расширению плацдарма на правом берегу реки Дон, в районе Рубежанский, Котовский, Беляевский, а также в районе Распопинская, Клетская; эти действия имели целью и оказание помощи сталинградцам. 1-я гвардейская армия расширила плацдарм в малой излучине Дона, в районе Ново-Григорьевская, выйдя здесь на рубеж Мело-Меловский, М. Ярки, Шохин, Сиротинская.

В период с 25 сентября по 4 октября на юге также были проведены две важные операции.

Первая операция имела целью захватить межозерные дефиле, находившиеся в руках противника, чтобы тем самым создать выгодные условия для предстоящего наступления. Контрудар осуществляли 57-я и 51-я армии, хорошо выполнившие свои задачи. После проведения операции левый фланг 57-й армии выдвинулся на рубеж Цаца, Семкин, обеспечив за собой выход из дефиле между озерами Сарпа (север.), Цаца, Барманцак.

Вторая операция, содержанием которой был удар на Садовое, проводилась 51-й армией; о результатах ее говорилось выше.

Операции на юге дали нам прекрасный разведывательный материал: они показали большую чувствительность румын к нашим ударам, их слабую устойчивость. 57-я армия в ходе операции разгромила 4-ю пехотную румынскую дивизию, потерявшую несколько тысяч человек и всю артиллерию. Большие потери понесла также 1-я пехотная румынская дивизия.

Таким образом, северо-западнее и южнее Сталинграда наши войска захватили и подготовили плацдармы, которые впоследствии и составили хорошие исходные районы для контрнаступления. Естественно, что суть и цели этих мероприятий держались в строжайшем секрете и были известны лишь нам с Никитой Сергеевичем.

Как-то в сентябре 1942 года, в конце одного из наших переговоров по ВЧ с И. В. Сталиным, я вернулся к вопросу, поднятому мной в Москве при моем назначении, к вопросу о подготовке контрнаступления. Переговоры, хотя и по ВЧ, велись, конечно, с соответствующими предосторожностями.

— Товарищ Сталин, — обратился я к Верховному Главнокомандующему, — не пора ли начать подготовку для «переселения», и на севере и на юге условия для этого созревают.

— Хорошо, товарищ Еременко, — ответил И. В. Сталин, — подумаем над вопросом подготовки «переселения».

Из переговоров стало ясно, что и в Ставке также вынашивался план контрнаступления.

Новостью о состоявшихся переговорах с Верховным Главнокомандующим я сразу же поделился с Никитой Сергеевичем.

Вообще в ходе Сталинградской обороны, организуя различные контрмероприятия, контрудары, контратаки, проводившиеся войсками обоих фронтов, как непосредственно оборонявшими Сталинград, так и действовавшими на флангах вражеской группировки, мы с Никитой Сергеевичем не раз обсуждали вопросы, связанные с [327] предстоящими наступательными боями. И так как вопрос о контрнаступлении для нас уже стал самым насущным и волнующим, то сейчас же завязывалась оживленная беседа. Мы пришли к единому выводу о том, что гитлеровские войска под Сталинградом находятся накануне серьезного кризиса.

Враг понес здесь жестокие, невосполнимые потери; все его потуги сколотить резервы безуспешны. Все планы захвата города и назначенные для этого сроки провалились. Продолжавшиеся бешеные наскоки наземных частей и бомбежки с воздуха являлись, несомненно, судорожными усилиями смертельно раненного чудовища.

Близилось время, когда предстояло, не прекращая сопротивления в городе, нанести удар врагу в самых уязвимых для него местах — на северном и южном флангах его сталинградской группировки.

По данным разведки, а также и из непосредственного опыта боевых действий, нам хорошо были известны немецкие военачальники, возглавлявшие вражеские войска под Сталинградом. Это прежде всего командующий 6-й армией генерал-полковник Паулюс (звание генерал-фельдмаршала присвоено ему было позднее, за два дня до капитуляции) и его начальник штаба генерал Шмидт, которые, несомненно, были опытными военачальниками; хотя перед ними и была поставлена неразрешимая задача, они проявили немало изворотливости в стремлении выполнить ее. Нельзя также отказать в опытности и напористости командующему 4-й танковой армией генерал-полковнику Готу. Зверством и нацистским фанатизмом зарекомендовал себя командующий 4-м воздушным флотом генерал-полковник фон Рихтгофен.

Знали мы, конечно, и командиров рангом ниже — командиров корпусов и дивизий. Среди них — командир 29-й танковой дивизии Фромери, несмотря на свою молодость, достаточно опытный и решительный командир; командир 297-й пехотной дивизии генерал-лейтенант Пфеффер, отличавшийся непомерным честолюбием, всегда стремившийся быть на виду у начальства; это был авантюрист, который, не считаясь с потерями, бросал дивизию в бой при любых обстоятельствах; подчиненные Отзывались о нем с нескрываемой злобой и презрением. Имелись у нас данные обо всех более или менее крупных военачальниках.

Часто о боеспособности румынских войск в период минувшей войны отзываются неодобрительно. Битые немецкие генералы делают это в форме, оскорбительной для национального достоинства румынского народа. Нельзя не согласиться с тем, что боеспособность румынских соединений уступала боеспособности соответствующих немецких, но надо, конечно, правильно осмыслить причины этого. Во-первых, если большинство немецких солдат было действительно одурачено длительной нацистской пропагандой, то этого нельзя сказать о румынских крестьянах, насильно переодетых в солдатские шинели. Подавляющее большинство румын, не только солдат, но и офицеров, не понимало целей, за которые они вынуждены были проливать кровь, а зачастую и расставаться с жизнью. Кроме этой основной причины, было и много других, серьезно ослаблявших боеспособность румынских войск. Зачастую они были вооружены устаревшим оружием, ощущали нехватку в боеприпасах, плохо снабжались другими видами довольствия, о чем я говорил уже выше.

Хорошо представляя себе слабость флангов сталинградской группировки противника, на которых располагались как раз румынские войска, мы и планировали нанести решающие удары именно против этих флангов.

В наших беседах мы детально обсудили все существенные вопросы: о направлении ударов, районах сосредоточения и исходных районах для наступления, о частях врага, против которых нацеливался удар, его резервах, их дислокации и т. д. Так выкристаллизовывался наш план, родившийся в результате длительного, конкретного и всестороннего изучения оперативной обстановки; он основывался на знании своих войск, на их стремлении отсюда, из-под Сталинграда, начать освобождение родной земли; он учитывал силы и состояние противника, положение материального обеспечения. Придя к совершенно определенным выводам, мы решили сформулировать их письменно и направить в Ставку. В итоге появился документ, в котором были высказаны соображения, как добиться разгрома гитлеровских войск под Сталинградом. Здесь, в частности, указывалось (цитирую по оперативному донесению, направленному в Ставку):

«Решение задачи по уничтожению противника в районе Сталинграда нужно искать в ударе сильными группами с севера в направлении Калач и в ударе с юга, с фронта 57-й и 51-й армий, в направлении Абганерово и далее на северо-запад, т. е. тоже на Калач».

Чем конкретно мотивировалось это предложение?

Во-первых, слабой боеспособностью войск противника на участках намечаемого прорыва, что обеспечивало возможность прорыва на широком фронте; во-вторых, тем, что войска, которые противник мог использовать в качестве резервов, находились вдали от намеченных участков прорыва, особенно это касалось северного фланга (войска противника в основном были сосредоточены вблизи Сталинграда и в самом городе); в-третьих, наличием ранее специально подготовленных выгодных плацдармов на южном берегу Дона и в районе межозерных дефиле.

Нами приводились и другие соображения, обосновывающие этот план.

В постановке вопроса о переходе в контрнаступление мы подчас были назойливы: дважды мы обращались в Ставку, говорили о том же с товарищами Жуковым, Василевским. Нас надо правильно понять. Сталинградское сражение длилось уже почти три месяца. Все тяжелые дни обороны мы жили мыслью о расплате за все то варварство, с каким фашисты глумились над советским городом и его населением, мы всеми силами стремились приблизить час удара по врагу; мысль о предстоящем нашем наступлении не покидала нас ни на час. Однако это не значит, что мы не учитывали складывавшейся на фронтах обстановки.

Из сказанного выше видно, что и Военный совет фронта внес определенную лепту в вопросы планирования разгрома немецко-фашистских войск под Сталинградом. По-видимому, были высказаны также соображения и военными советами других фронтов, действовавших на сталинградском направлении. Несомненно, что в целом план разгрома немецко-фашистских войск под Сталинградом явился результатом большой творческой деятельности военных советов фронтов, Ставки Верховного Главнокомандования, Генерального штаба. После утверждения его Верховным Главнокомандованием он стал законом для нас.

В первых числах октября из Генерального штаба прибыл генерал-полковник Василевский. Военному совету фронта он сообщил, что план наступательной операции принят Ставкой и что операция намечена на десятые числа ноября. Кроме этого, он довел до нашего сведения состав сил и средств, предназначенных фронту для контрнаступления. Мы обменялись мнениями по вопросам предстоящей операции.

Помню, что после обеда, во время которого Александр Михайлович поделился с нами московскими новостями, рассказал, что столица живет Сталинградом и уверенностью в скорой победе, мы с Никитой Сергеевичем еще раз обсудили детали намеченного нами решения. Около 8 часов вечера, поручив начальнику штаба генералу Варенникову заниматься текущими делами, я заперся у себя в землянке, чтобы окончательно отработать это решение и зафиксировать его на бумаге. Несмотря на то, что оно продумывалось нами уже давно и довольно всесторонне, мне пришлось потрудиться около 12 часов. Так как план наступления войск фронта, естественно, должен был сохраняться в строжайшей тайне, я даже для чисто технической работы никого не привлек. Проверив еще раз соотношение сил по этапам боя и по дням наступления, учтя резервы противника и их возможные действия против нас, я снова и снова прикинул направление главного удара, наметил состав ударных группировок 57-й и 51-й армий, определил подвижные группы, отметил по карте основные этапы операции. Мною, естественно, были учтены все данные, сообщенные товарищем Василевским об общем замысле контрнаступления трех фронтов, а также о силах, дополнительно выделяемых Сталинградскому фронту.

Наибольшую сложность представлял анализ всех вопросов оперативного и тактического характера, особенно относительно выбора направлений главных ударов с тем, чтобы войска, действуя на этих направлениях, были поставлены в наивыгоднейшие условия по отношению к противнику. Незаметно прошла ночь. Ровно в 8 часов утра на следующий день работа была окончена. Решение о контрнаступлении войск Сталинградского фронта было нанесено на карту и в виде конспекта записано на бумагу.

По окончании этой работы мы снова встретились с Н. С. Хрущевым. Он подробно ознакомился со всеми наметками решения и после обсуждения деталей заключил:

— Решение хорошее. Оно безусловно сулит нам успех. Надо только со всей решительностью провести его теперь в жизнь.

Мы решили собрать руководящий состав фронта, чтобы поставить перед ним задачи по подготовке наступления. Сейчас же ко мне были приглашены: А. М. Василевский, как представитель Ставки, начальник штаба фронта генерал И. С. Варенников, мой заместитель генерал Г. Ф. Захаров, командующий воздушными силами фронта генерал Т. Т. Хрюкин, командующий артиллерией фронта генерал В. Н. Матвеев, командующий бронетанковыми и механизированными войсками генерал Н. А. Новиков.

Несмотря на усталость (от бессонной ночи), я доложил о нашем решении с большим подъемом. Казалось, одна мысль о намечавшемся наступлении придавала силы.

Я особо обратил внимание на необходимость прорыва обороны противника на широком фронте с расчетом, чтобы уже к исходу первого дня наступления образовалась значительная брешь в его обороне на южном фланге, по меньшей мере шириной до 50 километров по фронту; в этом случае противник не смог бы подтянуть резервы для локализации прорыва. «Вырезать» такой большой «кусок» фронта противника возможно было лишь концентрическими ударами механизированных корпусов на двух направлениях с тем, чтобы эти удары на глубине 20–30 километров сливались в один мощный удар, устремляясь на Калач.

После совещания мы простились с товарищем Василевским, который уезжал в Москву и должен был доложить о нашем окончательном решении Ставке. Пытаюсь заснуть, но безуспешно. В мыслях этап за этапом осуществляется план разгрома врага, возникают новые вопросы, от решения которых зависит успех дела.

После принятия окончательного решения и вплоть до начала контрнаступления все наше внимание было сосредоточено на осуществлении целого ряда неотложных подготовительных мероприятий. Важнейшими из них были перегруппировка войск и обеспечение скрытности всей подготовки к контрнаступлению.

Перегруппировка войск с целью создания ударных группировок проходила в эти дни особенно интенсивно, но в строгом соответствии с планом штаба фронта. Коснусь лишь крупных передвижений по внутренней перегруппировке. Так, из 64-й армии две дивизии, а именно 169-я и 36-я гвардейская стрелковые, передавались в 57-ю армию, а 126-я стрелковая дивизия — в 51-ю армию. Из 57-й армии 15-я гвардейская стрелковая дивизия также была передана в 51-ю армию. В состав же 57-й армии были включены три мотострелковые бригады и пять отдельных танковых батальонов; все эти силы прибыли из резерва Верховного Главнокомандования. Из них был сформирован 13-й механизированный корпус. В состав 51-й армии были включены 4-й механизированный и 4-й кавалерийский корпуса.

Второй нашей важнейшей заботой были вопросы маскировки, скрытности сосредоточения своих войск, дезориентировки противника. Всему этому пришлось также уделить максимум внимания. Сосредоточение войск производилось только ночью. Днем демонстрировалась полная «безжизненность» районов, где на день останавливались войска. В отдельных же районах с целью запутать врага производилось движение войск и техники, но в направлениях, уводящих от районов сосредоточения.

В конечных районах сосредоточения, а также на дневных стоянках запрещалось всякое передвижение. На период передвижения и сосредоточения войск штаб фронта учредил комендатуры по маршрутам движения войск, в районах сосредоточения, при переправах. Им были предоставлены широкие полномочия по контролю за соблюдением установленного порядка движения, дисциплины и в особенности маскировки.

Эшелоны с пополнениями, подвозившимися по одноколейным железным дорогам, из-за беспрерывных налетов авиации приходилось разгружать на большом удалении от мест назначения, и войска вынуждены были преодолевать 300–400-километровые расстояния походным порядком. Но сложность транспортировки заключалась не только в этом. На пути было еще одно препятствие - Волга, находившаяся под особо жестким контролем противника. При нехватке переправочных средств даже для обеспечения 62-й и 64-й армий переброска на правый берег больших контингентов войск представляла дополнительные трудности. К тому же осенний спад воды более чем на 3 метра вынудил заново оборудовать все причалы. Начавшийся затем ледоход еще более осложнил переброску войск.

Вся эта непосредственная подготовка к операции протекала в ходе продолжавшихся упорнейших боев с врагом в городе.

Справедливости ради следует сказать, что два других фронта, готовившие контрнаступление, — Донской и Юго-Западный — находились в этом отношении в более благоприятных условиях, так как против них противник не предпринимал крупных боевых действий, а их коммуникации для сосредоточения войск, их материального обеспечения были несравненно более выгодными, чем наши. И все же, несмотря на все наши затруднения, Сталинградский фронт не отставал от других.

В начале подготовки к контрнаступлению командование фронта осуществляло руководство с прежнего командного пункта, так как не могло ослабить внимание к армиям, борющимся в городе. Однако в это время часто приходилось выезжать в войска, Сосредоточиваемые в районах, откуда готовилось контрнаступление.

Продолжительное время командармы ничего не знали о контрнаступлении, но, естественно, догадывались о том, что готовится нечто важное. Лишь в начале ноября вызванные на командный пункт командармы 57-й и 51-й генералы Толбухин и Труфанов получили устный приказ о подготовке к контрнаступлению. К 10 ноября они должны были закончить всю подготовку к операции и отработать на местности с командирами корпусов и дивизий, а также с артиллерийскими и авиационными начальниками вопросы взаимодействия. Что касается постановки задачи на контрнаступление товарищу Шумилову, то это было сделано мной непосредственно на командном пункте 64-й армии несколько позже, но с расчетом, чтобы у него хватило времени на подготовку (в это время еще продолжались действия по осуществлению контрудара в районе Купоросного). Заметим попутно, что о готовящемся контрнаступлении знал ограниченный круг командиров; они обычно ставились в известность о предстоящей операции в такой срок до начала действий, чтобы успеть произвести необходимую подготовку. (Конкретно было отведено 8 дней на планирование и подготовку контрнаступления.)

9 ноября к нам на фронт прибыл заместитель Верховного Главнокомандующего товарищ Жуков с задачей проверить нашу готовность к контрнаступлению. На 10 ноября было назначено совещание командующих армиями, командиров корпусов и дивизий. На совещании, состоявшемся в районе командного пункта 57-й армии, в одном из домиков поселка Татьянки, прижавшегося к Волге и скрытого углублением обрывистого берега поймы реки, присутствовали товарищи Хрущев, Жуков, я, мои заместители Захаров, Попов, командующий бронетанковыми войсками фронта Новиков, командующий артиллерией фронта Матвеев, командармы Толбухин, Труфанов, командиры механизированных корпусов Вольский, Танасчишин, командир 4-го кавалерийского корпуса Шапкин, члены военных советов 51-й и 57-й армий Халезов и Мартыненко, начальники родов войск и служб фронта и командиры дивизий, входивших в ударные группы.

На совещании, которое проводилось Военным советом фронта, были заслушаны решения командующих армиями, командиров отдельных корпусов, некоторых командиров дивизий. Мы внесли ряд поправок в решения и утвердили их. Выступивший в заключение товарищ Жуков положительно отозвался о решениях и подготовке Сталинградского фронта, подчеркнув, что доложит в Ставке суть этих решений.

В конце совещания был отработан план взаимодействия фронтов, в особенности Сталинградского и Юго-Западного, которые наступали навстречу друг другу и должны были соединиться и замкнуть кольцо окружения.

В приподнятом настроении разъехались военачальники по своим войскам. Утром следующего дня товарищ Жуков отправился в Ставку Верховного Главнокомандования.

12 ноября командный пункт был перенесен из Красного Сада в Райгород; здесь, между прочим, с целью маскировки командный пункт был организован как ВПУ; на нем находились оперативная группа, товарищ. Хрущев и я.

Все последующие после совещания дни мы продолжали заниматься исключительно подготовкой частей и соединений, предназначенных для участия в наступлении на главном направлении. Лично я проверил тактическую подготовку большинства ударных батальонов, во многих из них провел занятия на местности. При поверке боевой подготовки обращалось внимание также на моральное состояние; в зависимости от обстановки собирал роты, батальоны, беседовал с солдатами; в механизированных корпусах и в 126-й стрелковой дивизии провел совещание со всем командным составом. В других частях подобную же работу с присущей ему энергией провел товарищ Н. С. Хрущев. За два дня до контрнаступления в 64, 57 и 51-й армиях было проведено специальное совещание с командирами дивизий и полков, которые были подробно ознакомлены с предстоящими задачами.

Особое внимание мы уделили подвижным частям и соединениям, игравшим решающую роль в деле окружения противника. Только в результате стремительного и глубокого удара можно было рассчитывать на их выход в назначенный срок в район Калача, где предстояло установить непосредственную тактическую связь с подвижными соединениями Юго-Западного фронта и замкнуть кольцо окружения. Все эти части и соединения была в основном вновь сформированы и прибыли из резерва Ставки, их личный состав не мог еще в полной мере получить «сталинградской» закалки.

Мимоходом хочется заметить о сравнениях сталинградского наступления с битвой под Седаном в 1871 году и так называемым «чудом на Марне» в первую мировую войну. Подобные сравнения, довольно широко распространенные в иностранной печати военного времени, конечно, не выдерживают критики. Они носят, безусловно, поверхностный характер, так как не исходят из глубины содержания сражений. Конечно, можно найти между этими разнообразными боевыми событиями сходство в деталях, но совершенно ясно, что Сталинград — это качественно новое явление. Еще никогда в истории войн не было использовано одновременно и на сравнительно ограниченном пространстве такое колоссальное количество техники. Ведь к началу контрнаступления под Сталинградом (т. е. к 19 ноября) у обеих сторон было более 1500 танков, 2450 самолетов, свыше 25000 орудий и минометов.

Напряженная работа командования фронта и армий в период подготовки контрнаступления дала свои результаты: боевые действия войск, начавших контрнаступление, сразу же развернулись успешно.

Крайне важно то, что противник просмотрел нашу подготовку. Ведь здесь имел место не простой военный обман; налицо была не только тактическая внезапность в действиях какого-то отдельного соединения или части, которые можно довольно легко скрыть. Здесь речь шла о стратегической внезапности: к участкам намеченных прорывов обороны противника сосредоточивались значительные силы за счет резервов Ставки и внутренних перегруппировок фронтов; подготовка к наступлению трех фронтов оказалась неразгаданной. Невиданный в истории позор для воюющей армии!

Главный просчет немецкого командования заключался в недооценке сил советского народа, его армии и переоценке своих сил. Немецкое командование всерьез считало, что Советская Армия в 1942 г. была не способна к большим наступательным операциям. Геббельсовская пропаганда даже утверждала, что Советская Армия находится накануне полного краха. Это, безусловно, усыпляло бдительность и командования, и войск противника, хотя в ряде операций, особенно в оборонительном сражении под Сталинградом, немцы должны были убедиться в обратном.

Наши военные кадры оказались более зрелыми, более способными. Наши мероприятия, направленные к дезинформации противника, возымели свое действие: мы заставили его думать о нас так, как нам было в то время выгодно. Сейчас надо прямо признать, что немецкая разведка всех видов, в том числе и разведка наземных войск под Сталинградом, действовала плохо. Командование 6-й и 4-й танковой армий, увлекшись боями за город, потеряло перспективу в отношении фронта в целом. Оно плохо знало наши войска и совершенно не знало наши командные кадры. Характерно, что в книгах немецких генералов и историков, вышедших спустя 10 и более лет после окончания войны, почти совершенно нет упоминаний о советских военачальниках, а если такие упоминания изредка и встречаются, то они тоже свидетельствуют о полной неосведомленности наших противников в данном вопросе.

ГЛАВА XIV. 20 НОЯБРЯ 1942 ГОДА

Дни, непосредственно предшествовавшие контрнаступлению, были пасмурными, с большой облачностью и туманами. Это помогло сосредоточению войск в исходных районах.

За три дня до начала контрнаступления командование фронта было поставлено в известность о решении Ставки начать действия Сталинградского фронта на одни сутки позже двух других фронтов. Это было частичным удовлетворением нашей просьбы. Мы, как известно, настаивали на двухсуточной отсрочке.

Дело в том, что такая разновременность в начале контрнаступления могла принести нам более решительные успехи при меньших затратах сил и средств. В результате этого у противника сложилось бы мнение о том, что прорыв на севере и есть единственная, главная опасность; поэтому все резервы, и прежде всего танковые части, были бы брошены туда (поскольку резервы врага были вообще малочисленны и находились непосредственно под Сталинградом); сталинградское направление было бы сильно ослаблено; весьма возможно, что гитлеровское командование сняло бы свои войска и с неатакованных участков. Все эти войска, снятые с подготовленных позиций, начали бы сосредоточение для ликвидации нашего успеха на севере. И в этот момент совершенно неожиданно их настиг бы наш удар с юга. В этом случае имелась полная гарантия весьма глубокого и быстрого проникновения в тылы противника и выхода к Калачу и в район Гумрак при малой затрате времени, людских и материальных ресурсов. Ставка приняла решение, которым установила разновременность в открытии контрнаступления лишь в одни сутки вместо двух.

В основе нашего предложения лежали не догадки, не предположения, а довольно точные расчеты. Вот они. Совершенно ясно, что лишь к концу первого дня наступления противник в полной мере мог оценить обстановку, сложившуюся в связи с нашим ударом на севере. Ночь ушла бы на составление плана контрмероприятий. Утром началось бы передвижение резервов и других сил, главным образом из района Сталинграда, т. е. примерно на расстояние от 100 до 150 километров. Лишь утром третьего дня, т. е. 21 ноября, эти силы начали бы сближение с наступавшими. И как раз в это время на юге, в непосредственной близости от Сталинграда, был бы нанесен новый, совершенно неожиданный для врага удар, в районе, где не осталось бы совершенно ни резервов, ни других войск, которые без ущерба для других участков фронта могли бы быть направлены для заполнения пробитой нами бреши. 57-я армия и левое крыло 64-й армии получили бы полную свободу действий. Я и сейчас убежден в том, что если бы Сталинградский фронт перешел в наступление на два дня позже, т. е. 21 ноября, то разгром немецких войск под Сталинградом наступил бы намного раньше, примерно не позже конца ноября 1942 года.

Рано утром 19 ноября ко мне зашел Никита Сергеевич, а вскоре собрались также генералы Попов (заместитель командующего), Варенников (начальник штаба), Хрюкин (командующий ВВС), Матвеев (начальник артиллерии), Новиков (начальник АБТУ). Мы наметили, где каждый из нас должен находиться в момент начала контрнаступления. Товарищи Хрущев и Попов направлялись в 51-ю армию, а я с начальниками артиллерии и автобронетанковых войск товарищами Матвеевым и Новиковым — в 57-ю армию. Меня сопровождал также офицер для поручений капитан Ф. В. Орлов.

Сложность предстоящей операции требовала исключительно мобильного и оперативного руководства войсками. Болезненное же состояние командарма 57-й генерал-лейтенанта товарища Толбухина беспокоило меня, поэтому я и поставил своей задачей помочь ему в управлении войсками.

Вторая цель нашего выезда в эту армию заключалась в оказании помощи командиру 13-го механизированного корпуса полковнику Т. И. Танасчишину. Это очень храбрый военачальник. Его корпус только что заканчивал формирование, и ряд вопросов требовал доработки и вмешательства со стороны командования фронта. Дело в том, что в связи с усилившимся ледоходом на Волге большая часть автотранспорта корпуса осталась на левом берегу, а переправленные машины имели лишь половину заправки горючего. Разобравшись с этими и некоторыми другими недоделками, я поручил товарищу Новикову к утру 20 ноября обеспечить корпус машинами и горючим, хотя бы даже путем изъятия машин из других частей.

Еще одной целью моего пребывания в 57-й армии была увязка взаимодействия 64-й и 57-й армий, в особенности в отношении средств артиллерийского усиления, которые использовались сначала на участке 57-й армии, а затем на участке 64-й армии. Когда все вопросы взаимодействия, намеченные мною, были решены, вечером 19 ноября я вернулся на ВПУ фронта, в Райгород.

Здесь из Ставки получил благоприятные данные о действиях Юго-Западного фронта. У нас последние приготовления закончены, войска заняли исходное положение для атаки; артиллерия стала на огневые позиции; чтобы продолжать сохранять в тайне наши замыслы, пристрелка артиллерии делалась отдельными орудиями в разное время заблаговременно; механизированные части, тщательно замаскированные, находились в выжидательных районах, а с наступлением темноты выдвигались в исходное положение на такое расстояние от противника, чтобы не было слышно гула моторов.

Следует коротко рассказать, что представляла собою и в каком порядке была сосредоточена ударная группировка Сталинградского фронта, предназначавшаяся для контрнаступления. По нашему плану контрнаступления фронту предстояло нанести два удара. Первый («правый»), более сильный удар наносили смежными флангами 64-я и 57-я армии, второй («левый») — наносила 51-я армия.

64 я армия со средствами усиления (командующий генерал М. С. Шумилов) наносила удар своим левым флангом. С этой целью на исходных рубежах, примыкая к правому флангу 57-й армии, сосредоточилась прославившаяся в боях 38-я стрелковая дивизия под командованием Героя Советского Союза генерал-майора Гания Бакировича Сафиуллина. Правее занимала исходное положение 204-я стрелковая дивизия полковника Л. В. Скворцова, который в наступательных боях проявил высокие организаторские способности и выдающееся мужество, в связи с чем получил звание генерал-майора и Героя Советского Союза. В составе ударной группировки также находилась 157-я стрелковая дивизия под командованием Героя Советского Союза полковника А. В Кирсанова, зарекомендовавшего себя в предыдущих боях волевым и храбрым командиром.

Во втором эшелоне за левым флангом ударной группировки 64-й армии сосредоточилась 154-я отдельная морская стрелковая бригада полковника А. М. Смирнова.

57-я армия (командующий генерал-майор Ф. И. Толбухин, член Военного совета И. М. Мартыненко, начальник штаба армии полковник Н. Я. Прихидько) наносила удар своим правым флангом и заняла исходное положение на рубеже Ивановка, Дубовый овраг.

В первом эшелоне армии находились: на правом фланге закаленная в боях 36-я стрелковая дивизия, ее возглавлял полковник М. И. Денисенко, который за умелое руководство войсками и личный героизм получил звание генерал-майора и Героя Советского Союза; рядом (левее) исходные позиции занимала 169-я стрелковая дивизия под командованием полковника Я. Ф. Еременко (мой однофамилец). Это был храбрый и волевой начальник, уверенно водивший в бой свое соединение; вскоре он получил звание генерал-майора. Еще левее занимала исходное положение для атаки 422-я стрелковая дивизия подполковника И. К. Морозова, который отличался большой энергией, инициативой и смелостью.

Левый фланг ударной группировки 57-й армии с юга и юго-запада обеспечивала 143-я отдельная морская бригада под командованием полковника Ивана Григорьевича Русских. Этот чрезвычайно храбрый командир отличался некоторой горячностью. Со своими обязанностями он как командир бригады хорошо справился.

Второй эшелон 57-й армии - 13-й механизированный корпус возглавлял опытный танкист полковник Т. И. Танасчишин. Его смелость и напористость известна всем сталинградцам. Несмотря на некоторую неуравновешенность его характера, на этого командира можно было положиться в любом самом ответственном боевом деле. Второй эшелон, как известно, предназначался для развития успеха после прорыва обороны противника с целью выхода на его ближние и глубокие тылы, чтобы во взаимодействии с 4-м механизированным корпусом 51-й армии замкнуть кольцо окружения в районе города Калача.

Вторую (левую) ударную группировку составляла 51-я армия со средствами усиления. Командующий генерал-майор В. Ф. Труфанов — замечательный военачальник, хорошо подготовленный в теоретическом отношении и обладавший необходимым практическим опытом. Членом Военного совета армии был генерал-майор А. Е. Халезов, а начальником штаба армии - генерал-майор Кузнецов А. М.

В первом эшелоне ударной группировки 51-й армии на участке озеро Сарпа, озеро Цаца исходное положение заняли: 15-я гвардейская стрелковая дивизия под командованием генерал-майора Е. И. Василенко; далее на участке от озера Цаца до озера Барманцак находилась 126-я стрелковая дивизия боевого командира полковника Д. С. Куропатенко; южнее располагалась 302-я стрелковая дивизия полковника Е. Ф. Макарчука, о командирских достоинствах которого мы говорили уже выше. Во втором эшелоне сосредоточился 4-й кавалерийский корпус генерал-майора Т. Т. Шапкина, воплотившего в себе лучшие черты донского казачества, выходцем из которого был товарищ Шапкин. Рядом сосредоточился 4-й механизированный корпус генерал-майора В. Т. Вольского.

Таково было построение и состав ударной группировки Сталинградского фронта. Последующие события наглядно показали, что возложенные на нее задачи оказались ей по плечу.

Нельзя не отметить ту большую многостороннюю работу, которую проделали для надлежащей подготовки войск военные советы армий, командование корпусов и дивизий, партполитаппарат и все коммунисты частей и соединений, предназначенных для осуществления исторической задачи окружения и разгрома противника под Сталинградом.

Высокоактивной была многосторонняя деятельность по моральной подготовке войск, политическому обеспечению всех мероприятий, предшествовавших контрнаступлению, начальников политотделов армий генерал-майора Н. Т. Зяблицына (57-я армия), полковника И. В. Воронкова (51-я армия).

Политическую работу по подготовке войск к наступлению в тех условиях приходилось проводить в весьма сложной обстановке. Нельзя забывать, что конкретно говорить воинам о готовящихся мероприятиях из соображений секретности до самых последних дней не разрешалось. Тем не менее работа шла упорная и настойчивая, она развертывалась прежде всего по линии воспитания вновь прибывших на традициях сталинградцев. Большое значение также имело ознакомление солдат и командиров, влившихся в состав фронта, с клятвой, данной сталинградцами к 25-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции.

Настроение у героев-сталинградцев было боевое. Они чувствовали постоянную заботу о них партии, всего народа. Эта забота вселяла в них твердую уверенность в неизбежности нашей победы.

Сама длительность обороны Сталинграда, героизм, проявленный при этом, еще более усиливали эту уверенность; повсеместно было распространено убеждение, что именно здесь, у стен Сталинграда, должна быть одержана решающая победа.

Это во многом объясняло то, что наши части, будучи зачастую не полностью укомплектованы людьми и оружием, проявляли столь высокую боеспособность, неодолимый наступательный порыв.

Перед ударной группировкой Сталинградского фронта оборонялись части 29-й моторизованной немецкой дивизии, входившей в состав 4-й танковой армии, и 6-го армейского румынского корпуса, входившего в состав 4-й румынской армии. Конкретно они. располагались так: перед левым флангом 64-й армии на участке Елхи, Андреевка — 29-я моторизованная дивизия; перед правым флангом 57-й армии на участке Андреевка, Культурный — 20-я пехотная румынская дивизия; перед центром и левым флангом этой армии на участке Культурный, Дубовый Овраг — части 2-й пехотной румынской дивизии; перед 51-й армией, ее правым флангом и центром на участке озеро Сарпа, Семкин — части 18-й и 4-й румынских пехотных дивизий; перед левым флангом 51-й армии на рубеже Ханата, урочище Мендересте — части 6-го румынского армейского корпуса, в том числе кавалерийские дивизии.

Местность в полосе наступления степная, несколько холмистая, местами пересечена довольно глубокими оврагами. Небольшие реки и ручьи текут в южном направлении. По линии Красноармейск, Тундутово поднимается гряда небольших высот, по гребню которых и проходил передний край обороны врага.

Для маскировки местность предоставляет очень небольшие возможности. Удачны в этом отношении лишь дефиле между озерами Сарпа, Цаца и Барманцак, где имелись заросли камыша и высокой болотной травы.

19 октября Военный совет фронта обратился к войскам с приказом.

«Товарищи красноармейцы, командиры и политработники!

Настал час грозной и справедливой расплаты с подлым врагом — немецко-фашистскими оккупантами.

Немецко-фашистские захватчики вероломно напали на нашу мирную страну, разоряют ее и оскорбляют наш великий народ.

Только недавно мы отпраздновали 25-ю годовщину Великого Октября. Октябрьская социалистическая революция передала власть из рук помещиков и капиталистов в руки рабочих и крестьян, дала свободу и полное равноправие угнетенным народам России и невиданно преобразила нашу страну.

Мы жили мирной жизнью, мы упорным трудом создавали заводы и фабрики, колхозы и совхозы, школы и университеты.

Мы все стали уже пожинать плоды нашего великого труда. Враг нарушил наш мирный труд, он хочет покорить нашу страну, а наших людей сделать рабами немецких баронов и помещиков.

Гитлер и его банда обманули немецкий народ, ограбили европейские страны и обрушились на наше государство. Врагу удалось дойти до Сталинграда.

У стен волжской твердыни мы остановили его. В результате действий наших войск противник в боях под Сталинградом понес колоссальные потери.

Бойцы и командиры Сталинградского фронта показали примеры доблести, мужества и геройства.

Теперь на нашу долю выпала честь начать мощное наступление на врага.

За кровь загубленных фашистскими людоедами наших жен и детей, за пролитую кровь наших бойцов и командиров мы должны пролить потоки вражеской черной крови.

В наступление, товарищи!

Идя в бой, каждый из нас знает, что мы идем освобождать свою священную землю, свои города и села, свой народ от немецких мерзавцев, захвативших часть нашей страны и угнетающих свободолюбивых советских людей.

За время войны мы с вами закалились в борьбе, получили большой военный опыт. К нам на усиление фронта прибыли новые части. Мы имеем все условия для того, чтобы наголову разбить врага, и мы это сделаем обязательно.

Идя в бой, мы знаем, что мы идем освобождать наших братьев и сестер, томящихся в фашистской неволе. В наших руках, товарищи, находится судьба Родины, судьба нашего великого советского народа. От нас с вами, от нашего упорства и умения зависит, будет ли каждый советский человек жить в своей свободной стране или будет гнуть спину рабом у барона.

Очистим нашу страну от гитлеровских поработителей и отомстим за все надругательства, какие враг чинил и чинит на нашей земле.

Великая честь выпала сегодня нам — идти в сокрушительный бой на проклятого врага.

Какой радостной будет для нашего народа каждая весть о нашем наступлении, о нашем продвижении вперед, об освобождении нашей родной земли!

Мы сумели отстоять волжскую твердыню — Сталинград, мы сумеем сокрушить и отбросить вражеские полчища далеко от Волги.

ПРИКАЗЫВАЮ:

Войскам Сталинградского фронта перейти в решительное наступление на заклятого врага — немецко-фашистских оккупантов, разгромить их и с честью выполнить свой долг перед Родиной.

Смерть немецким оккупантам!»

Ночь на 20 ноября. Медленно, в напряжении идет время. Заснуть не могу. Волнуюсь. Это волнение перед боем знакомо каждому солдату. Нельзя не волноваться перед наступлением и командующему фронтом (правда, этого волнения нельзя Показывать окружающим). Ведь военачальнику народ, партия вручили судьбы многих тысяч людей. Необходимо добиться победы, не растратив напрасно жизней и крови воинов фронта, своих сограждан, братьев-единомышленников. Разве можно без волнения выполнять такую задачу.

Утро 20 ноября. 6 часов. На востоке чуть заметно бледнеет небо. Приближался рассвет. Земля окутана легким туманом. Почему-то припомнилось утро перед Торопецкой операцией 9 января 1942 года. Между тем утром и нынешним, казалось, было что-то общее, вернее всего, это сходство определялось моим состоянием. Торопецкое наступление прошло успешно. Я был уверен, что Сталинградское пройдет еще лучше. В час этих раздумий ко мне зашел начальник штаба фронта товарищ Варенников. Улыбаясь, он спросил: «Ну, как настроение, товарищ командующий?» — «Прекрасное», — помню, ответил я. Затем начальник штаба коротко доложил о том, что армии готовы и ждут нашего сигнала. Его, как и меня, беспокоил туман. В это время раздался звонок ВЧ из Москвы:

— Ставка беспокоится, начнете ли вы вовремя? — запрашивал начальник оперативного управления Генерального штаба.

— Сейчас туман; если рассеется, начнем вовремя, все готово, — ответил я.

Мы надеялись начать в срок, в 8 часов, рассчитывая, что туман не будет слишком густым. Начальник штаба передал командармам, что сигнал начала артиллерийской подготовки будет дан в установленный срок.

В 7 часов утра мне позвонил Никита Сергеевич и с большою радостью, волнуясь, поздравил с днем наступления и пожелал успеха. Я взаимно поздравил его и пожелал также успеха. После этого мы выехали в гущу войск.

К 7 часам 30 минутам я был уже на передовом наблюдательном пункте 57-й армии, на выс. 114,3. откуда; при хорошей видимости обычно открывался замечательный обзор большого участка, во всяком случае всего участка главного удара. К сожалению, сгустившийся туман ухудшил видимость, которая не превышала 200 метров. Артиллеристы волновались. Пришлось оттянуть начало артподготовки на один час, затем еще на час. Ставка выражала беспокойство, требовала «скорее начинать». Пришлось не совсем тактично разъяснить генштабистам, что командующий не в кабинете сидит, а находится на поле боя и ему виднее, когда нужно начинать.

Уже 9 часов. Все люди в напряжении ждут сигнала. Прижалась к земле пехота, готовая к броску. Артиллеристы, номера которых были в готовности на местах, зарядили пушки и взялись за шнур. В глубине слышен рокот танков, прогревающих моторы.

Вот туман стал подниматься, рассеиваться. Видимость приближалась к нормальной. В 9 часов 30 минут был дан сигнал начать артподготовку в 10 часов. Таким образом, начало контрнаступления Сталинградского фронта из-за тумана было отодвинуто на два часа. Первыми заиграли «катюши». За ними начали свою шумную работу артиллерия и минометы. Трудно передать словами те чувства, которые испытываешь, вслушиваясь в многоголосый хор артиллерийской канонады перед началом наступления, но главное в них — это гордость за мощь родной страны и вера в победу. Еще вчера мы, крепко стиснув зубы, говорили себе: «Ни шагу назад», — а сегодня Родина приказала нам идти вперед. Свершилось то, о чем так долго мечтали сталинградцы. Наступление! Казалось, нет ничего более отрадного для тех, кто познал горечь отхода и кровавый труд многих месяцев обороны. В памяти один за другим проходят те, кто отдали светлые жизни, чтобы приблизить час долгожданного наступления.

За несколько минут до начала атаки пехоты и танков мы произвели огневое нападение из минометов, автоматов и винтовок. Перед самой атакой ударили мощные гвардейские минометы М-30. Это был сигнал атаки. И вот поднялись из окопов бесконечные цепи наших солдат; раздалось могучее, протяжное «ура»; послышался деловой стрекот танковых моторов.

Атака началась! В 51-й и 57-й армиях началась она раньше. 64-я армия, ожидавшая прибытия и переключения тяжелой артиллерии и минометов с участка 57-й армии (после артиллерийской подготовки), начала наступление позже 57-й армии на два часа. Дело в том, что у нас общая артиллерийская плотность была очень низкой, поэтому мы вынуждены были увеличивать ее за счет маневра; сначала мы обрабатывали участок прорыва 57-й армии, а затем 64-й армии. С учетом этого маневра артиллерийская плотность была доведена до 60 орудий на 1 км фронта прорыва. Успех наступления был повсеместным. Сильно укрепленный передний край обороны противника был прорван 51-й армией к 11 часам, 57-й — к 13 часам, на ее левом фланге — на участке 143-й морской бригады — к 11 часам, 64-й армией — к 15 часам.

В самом начале наступления на фронте прорыва 57-й армии, на участке 143-й морской бригады, произошел один поучительный случай. Началось с неправильно понятого сигнала. При отработке вопросов взаимодействия было установлено, что удары тяжелых гвардейских минометов будут служить сигналом: первый удар — для начала артиллерийской подготовки; второй удар (в конце артподготовки) — для начала атаки танков и пехоты. Казалось бы, несложная система, которая всем была понятна. В действительности оказалось не так. Наблюдая за ходом артиллерийской подготовки, я прошелся биноклем справа налево по всему участку прорыва. О ужас! На левом фланге, после того как тяжелые «катюши», описав «краснохвостыми кометами» дугу, вспахали длинными огненными полосами боевые порядки противника, пехота перешла в атаку и в быстром темпе направилась к первой траншее противника. От неожиданности у меня выступил холодный пот. В чем дело? Ведь раз атака началась, приостановить ее невозможно. Оказывается, командир 143-й морской бригады полковник Иван Григорьевич Русских спутал сигнал и, вместо того чтобы поднять бригаду в атаку после второго удара тяжелых «катюш», поднял ее вслед за первым ударом. Что делать? Ясно, что на этом участке артиллерийская подготовка сорвана. Хорошо, что это произошло не на главном направлении удара, а на его фланге. Решаю прекратить артиллерийскую подготовку на этом участке и перейти на поддержку атаки пехоты, что и было немедленно сделано (со мной находились командующие артиллерией фронта и армии). Атака протекала успешно. Через 20 минут после ее начала бригада преодолела вторую траншею и стала скрываться за горизонтом. Думаю о поддержке храброй 143-й бригады, другими средствами. Со мной рядом находился командир 13-го механизированного корпуса. Приказываю ему ввести в прорыв головную бригаду корпуса. Он попытался тактично напомнить мне, что по армейскому плану боя, мною утвержденному, 13-й корпус вводится в прорыв с рубежа, лежащего в трех километрах в глубине обороны противника, а не на том участке, где действует. 143-я бригада; по времени это планировалось через 2 часа 30 минут после начала атаки пехоты.

— Верно, товарищ Танасчишин, план таков, но обстановка внесла коррективы. Немедленно вводите бригаду! — тоном, не терпящим возражений, закончил я.

Бригада двинулась двумя маршрутами. Через 20 минут, не встречая сопротивления со стороны противника, она также скрылась за горизонтом. Вслед за ней пошла вторая бригада. Еще не закончилась артиллерийская подготовка, а две бригады уже вошли в прорыв; вслед за ними двинулся и весь 13-й механизированный корпус. Быстро продвигаясь в глубину обороны противника, корпус оказал большое влияние на успех наступления. Так иногда на войне даже непредвиденная случайность, если не растеряться и не следовать шаблону, может не только не ухудшить положение, а, наоборот, укрепить его.

В результате ожесточенного боя фланговые дивизии 64-й армии и дивизии первого эшелона 57-й армии прорвали оборону противника и вышли на рубеж высот 112.5, 110.8. Противник здесь за несколько часов потерял до 1000 человек и почти всю артиллерию.

Ударная группировка 51-й армии, разгромив противостоявщие ей силы румын (18-я и 2-я дивизии), вышла на рубеж совхоз Приволжский, Кош, Васильев; был прорван фронт и на участке между озерами Цаца и Барманцак.

Механизированные корпуса, введенные в прорыв, в первый день наступления вышли: 13-й корпус — в район хутора Блинников, а 4-й — в район Плодовитое. 13-й корпус, встретив в районе Блинников. Нариман ожесточенное сопротивление противника, вел напряженные бой вплоть до вечера 22 ноября. 4-й же корпус, уничтожив отходившие под нашими ударами части 18-й и 20-й румынских дивизий, еще засветло 21 ноября (второй день наступления) вышел в район Зеты и... беспричинно задержался там. Почувствовав в этой задержке неуверенность командира корпуса товарища Вольского, я рано утром 22 ноября направил ему на самолете записку, в которой категорически потребовал ускорить движение с тем, чтобы не позднее 12 часов этого дня выйти на рубеж Кривомузгинская, Карповка. Приказ был выполнен точно. К 12 часам дня 22 ноября корпус достиг рубежа Мариновка, Советский. Враг безуспешно пытался отбросить корпус с рубежа реки Карповка, чтобы освободить путь отхода своей главной группировке.

С выходом к исходу дня в район Советский (бывшая Кривомузгинская) 4-го корпуса и взаимодействовавшего с ним 13-го корпуса на рубеж Ракогино, Варваровка войска Сталинградского фронта выполнили свою часть задачи по окружению войск противника под Сталинградом. Важнейшие коммуникации, связывавшие врага с его тылами (Котельниково — Сталинград и Калач — Сталинград), были перерезаны. Войска фронта к тому времени занимали следующее положение (о механизированных корпусах уже только что сказано): 57-я армия, завернув левый фланг, выдвинулась в район Гавриловки к рубежу реки Червленная, став фронтом на север; 51-я армия быстро выдвигалась вслед за 4-м механизированным корпусом; 4-й кавалерийский корпус и остальные соединения фронта заканчивали разгром 4-й и 1-й пехотных румынских дивизий, выдвигаясь на рубеж реки Аксай с целью обеспечения операции с юга и юго-запада и расширения прорыва.

Вопросы твердого, непрерывного, мобильного и конкретного управления войсками в ходе контрнаступления играют очень важную роль.

Если будут элементы самотека в управлении войсками в ходе контрнаступления, то это может привести к весьма тяжелым последствиям и даже к провалу операции.

Маневренный характер боевых действий, насыщенность армий механизированными войсками и танками, сложность операции по замыслу, большая глубина удара и вытекающая из всего этого трудность организации взаимодействия обязывали командующих фронтами и армиями в, период контрнаступления всегда быть в курсе боевой обстановки, ни на минуту не прерывать живой связи с войсками и штабами соединений, осуществлявших контрнаступление с тем, чтобы, учитывая реально складывавшуюся обстановку, добиваться полного и точного выполнения задач в соответствии с общим планом операции.

Максимум командирской воли и настойчивости, максимум оперативной гибкости и умения учесть действительную обстановку были теми моментами, из которых складывался успех в руководстве войсками.

С настоятельной потребностью самого тесного контакта с войсками и нижестоящими штабами была связана посылка представителей высших штабов в штабы подчиненные.

Я противник мелочной опеки, стремления всегда иметь подобных «уполномоченных» в войсках, но в тех условиях, когда речь шла о выполнении решающей задачи оперативно-стратегического масштаба, пришлось прибегнуть к временному учреждению и такого вида связи и контроля. В штабы армий, корпусов, войска которых осуществляли контрнаступление, и даже в некоторые дивизии на направлении главного удара были посланы представители штаба фронта, выполнявшие главным образом функции контроля и дополнительной связи. Ни в какой степени непосредственно не вмешиваясь в дела соответствующего командира или штаба, они при возникновении шероховатостей в управлении и особенно во взаимодействии безотлагательно сигнализировали в штаб фронта. Так с помощью представителя штаба фронта было, например, исправлено положение в 4-м механизированном корпусе, где произошла неоправданная заминка с продвижением, о чем уже говорилось выше.

При развитии контрнаступления (в первые дни погода не благоприятствовала этому) использовались с целью связи и информации самолеты-разведчики, непрерывно следившие за действиями наших войск и войск противника.

Жаль, что в то время не было еще вертолетов, они очень бы пригодились.

После моего донесения о действиях войск фронта за 22 ноября вечером в тот же день мне позвонил И. В. Сталин. Он спросил, правда ли, что нами взята станция Кривомузгинская. Я подтвердил.

— Это очень хорошо! Завтра вам следует соединиться с Юго-Западным фронтом, войска которого подошли к Калачу.

Уставным «слушаюсь» принял я к исполнению приказ Верховного Главнокомандующего.

На следующий день, 23 ноября, войска обоих фронтов, продолжая стремительное наступление, соединились между Советским (Кривомузгинской) и Калачом. Первыми встретились 4-й механизированный корпус под командованием генерала Вольского (Сталинградский фронт) и 4-й танковый корпус под командованием генерала Кравченко (Юго-Западный фронт); одновременно в тот же район подошел и 26-й танковый корпус под командованием генерала Родина. Двадцать две дивизии врага оказались зажатыми в довольно тесном кольце; оперативное окружение завершилось. Нельзя не сказать, что войска указанных корпусов добились соединения в итоге напряженных боев, отражая многочисленные контратаки противника. Вражеское командование, чтобы сорвать наш замысел, стремясь не допустить соединении войск Сталинградского и Юго-Западного фронтов, срочно направило в район Калача, Советский 24-ю и 16-ю танковые дивизии, которые предприняли 23 ноября многочисленные контратаки.

Известие об окружении противника с быстротой молнии облетело войска фронтов. Нашей радости не было предела.

В итоге наступательной операции фронт разгромил 6-й армейский румынский корпус; 1, 2, 18, 20-я пехотные дивизии противника перестали существовать; тяжелые потери понесла 29-я моторизованная дивизия; войсками фронта было взято более 10 тысяч пленных, значительные трофеи, в том числе склады оружия и боеприпасов на станции Абганерово.

«Правда» в передовой статье 23 ноября 1942 года писала: «С чувством глубокой радости узнает советский народ об успешном наступлении наших войск в районе Сталинграда. Прорвав оборонительные линии противника, советские войска за три дня напряженных боев продвинулись на 60–70 километров. Заняты г. Калач, расположенный западнее Сталинграда на восточном берегу Дона, станция Кривомузгинская (Советский) и станция и город Абганерово. Обе железные дороги, снабжающие войска противника, расположенные восточнее Дона, оказались прерванными.

Немецко-фашистские захватчики понесли серьезное поражение. Нашими войсками полностью разгромлены шесть пехотных и одна танковая дивизии врага, нанесены большие потери семи вражеским пехотным, двум танковым, двум моторизованным дивизиям. На поле боя обнаружено свыше 14000 трупов солдат и офицеров, захвачено большое количество пленных — 19000 человек, взяты крупные трофеи...

Почти три месяца в районе Сталинграда идут невиданные еще в мировой истории бои. Бессмертна слава защитников Сталинграда. Затаив дыхание, весь мир следил за гигантской битвой, развернувшейся на берегах Волги... В дыму и пламени сражений закалялась воля советских бойцов и командиров... И они выстояли! Они дождались светлого и радостного часа возмездия, успешного наступления наших войск в районе Сталинграда».

 

Источник:

Еременко, Андрей Иванович. Сталинград. Записки командующего фронтом / А. И. Еременко. - Москва : Воениздат, 1961. - 504 с. : 16 л. ил., портр.