Первый номер «Отчего
края» увидел свет в 1994 году. Его первым главным редактором стал Виталий
Борисович Смирнов – литературовед, профессор Волгоградского государственного
университета (в настоящее время – шеф-редактор журнала), поэтому издание
изначально взяло тот курс, которым следовала журналистика XIX века, а на
его страницах начали появляться поэтические и прозаические произведения местных
авторов, литературная критика, исторические исследования.
Эпизоды из
биографии Михаила Александровича Шолохова и литературоведческие исследования
его творчества регулярно появляются в номерах «Отчего края». За годы
существования журнала их было сделано столько, что для представления самой
скромной информации о них, придётся разделить обзор на две части –
биографическую и литературоведческую. Остановимся на биографии писателя и
представим публикации из журнала в той последовательности, в которой они
появились на свет.
Мамонтов, В. Здесь был Шолохов / В.
Мамонтов // Отчий край. – 1996. - № 3. – С. 139-142.
Четыре
миниатюрных очерка Василия Мамонтова посвящены «камышинскому» периоду жизни
Михаила Александровича. Из них мы узнаём о том, что вся переписка в годы
пребывания семьи Шолохова на сталинградской земле приходила не на адрес семьи,
а непосредственно к первому секретарю Камышинского райкома партии Николаю
Григорьевичу Ведяпину («Письма шли в Камышин»), об эпизоде, связанном с
переправой через Волгу, когда Шолохов применил смекалку, превратив машину в
некое подобие самолёта («Крылатый» автомобиль»), о встрече писателя с ранеными
камышинского госпиталя, на которой ему задавали вопросы о дальнейшей судьбе
героев романа «Они сражались за родину» («К армейцам пойду с охотой»). Но
пересказывать очерки – занятие неблагодарное, поэтому один из них мы решили
представить читателям блога для ознакомления.
Бабушкины котлы
Весь день висел дождь, не по летнему слепой
и серый. Он перешел вечернюю зарю и в ночь зашумел еще пуще.
Николай Григорьевич Ведяпин дважды выходил
на улицу, чутко прислушивался: не гудит ли машина. Но вечер стоял вязкий,
глухой. Только дождь шумел, словно высокий камыш под ветром, да отдаленно, как
из-под земли, доносились взрывы. Бои шли на Дону, под Клетской…
Еще утром Шолохов уехал на строительство
железнодорожной линии Саратов-Сталинград.
- Вымокнете… Не переждать ли, Михаил
Александрович? – попытался отговорить Ведяпин.
- Погоды ждать некогда. Дорога нужна
Сталинграду уже сегодня. А дело идёт вяло. Не все понимают важность этой
дороги, - заметил писатель.
С фронта Шолохов приехал три дня назад.
Однако дома – на квартире Ведяпина – бывал только ночью. Два дня он пропадал у
моряков Волжской военной флотилии и на переправе. А сегодня – на строительстве
дороги.
Возвратился Михаил Александрович поздно
вечером. По пилотке и гимнастерке стекали ручейки дождя. В сапогах хлюпала
вода, но лицо было радостным.
- Слыхали, как наши турнули фашиста?.. Вот
они начинаются, бабушкины котлы, - с порога сказал Шолохов.
Ведяпин в недоумении пожал плечами:
- Почему бабушкины?
Оказалось, Михаил Александрович вспомнил
разговор с тёщей Ведяпина осенью сорок первого. Пелагея Васильевна тогда
ставила самовар, а Шолохов помогал щипать лучину. В это время по радио передали
о том, что наши войска оставили ещё один город.
Пелагея Васильевна раздумчиво сказала:
- Отступают… Заманивают в котлы, значит. А
потом как хватят их, нехристей, со всех сторон, да как подложат им жару под
зад.
Михаил Александрович согласно кивнул
головой:
- Так оно и будет.
И вот, кажется, пришло это время.
Чернявская, Л. О нем поют в Обдонье
соловьи / Л. Чернявская // Отчий край. – 2000. - № 3. – С. 24-31 : фото.
Станица
Вёшенская – место, которое неразрывно связано с именем Шолохова. Сейчас – это
место паломничества туристов. О музее-заповеднике писателя рассказывает Любовь
Чернявская. Это – небольшая экскурсия по той части музея-заповедника, которая
находится на территории станицы. Рассказ о каждом «мемориальном» месте станицы
сопровождается подробностями из жизни писателя, связанными с ним.
Описан курень
на улице Шолохова под номером 103 – первое жилище Шолохова в Вёшенской, которое
он приобрёл в начале 1930-х годов у сына начальника почтового отделения. Сюда
он перевёз мать, жену и дочку. Кроме семьи в этом же курене в полуподвальном
помещении жила Аннушка (Анна Долгова) – молодая раскулаченная женщина, которая
попросилась к Шолоховым пожить, да так и «прижилась», и старшие дети писателя
любили бегать к ней слушать сказки.
Дальше по улице
Шолохова находится ещё одно здание. Оно было построено в 1913-м году, как
станичное правление. Позже в нём находилась гимназия, в которой некоторое время
учился Шолохов. Здесь располагается основная часть музея – литературная
выставка «М. А. Шолохов. Жизнь и творчество», материалы к которой были собраны
многочисленными экспедициями энтузиастов в хуторах Хопра и Бузулука, во
Фроловском, Новоаннинском, Кумылженском районах нашей области, в Урюпинске,
станицах Слащёвской и Букановской.
«И вновь по улице Шолохова, затем в
небольшой переулок, к Дону. Здесь теперь тоже музей – мемориальная усадьба М. А.
Шолохова. До войны семья жила на этой усадьбе, но в другом доме, сохранившемся
теперь лишь на фотографиях. Дом был разбит во время бомбёжки летом 1942 года».
В мемориальной
усадьбе автору статьи приглянулись два кабинета Михаила Александровича – тот, в
котором он вёл приём, как депутат Верховного Совета, и тот, в котором он
работал над книгами. Не обошла она вниманием и столовую, в которой любила
собираться вся семья, и гостиная, где стоит рояль (на нём играл сам Шолохов и
его дети Светлана и Александр).
Во время
«экскурсии» читатель может почитать и о бюсте писателя, и о знаменитом
памятнике его героям – Григорию и Аксинье (Любовь Чернявская раскрывает «тайну»
появления в Вёшенской этого памятника, который первоначально стоял в
Ростове-на-Дону – сам Шолохов настаивал на его переносе).
Завершается
рассказ о Вёшенской описанием могилы Михаила Александровича и Марии Петровны
Шолоховых, которая находится в саду музея-усадьбы. Последние строки статьи
напоминают о романе «Поднятая целина»: «Вот
и отпели донские соловьи дорогим моему сердцу Давыдову и Нагульнову, отшептала
им поспевающая пшеница, отзвенела по камням безымянная речка, текущая откуда-то
с верховьев Гремячего буерака». Нет, не отпели соловьи своих песен для
писателя! Они и до сих пор поют в его саду рядом с белым могильным камнем, на
котором всего одно слово: «Шолохов».
Екимов, Б. П.
Россия, Тихий Дон, Михаил Шолохов : к 95-летию со дня рождения М. Шолохова :
очерк / Б. Екимов // Отчий край. - 2000. - № 2. - С. 57-61.
Каждый, кто
читал «Тихий Дон» и «Поднятую целину», не может не подпасть под их обаяние. И
тогда любая мелочь будет напоминать о героях Шолохова, настраивать на
размышления о его творчестве, в котором одну из главных ролей сыграла казачья
река.
Очерк Бориса
Екимова написан под впечатлением путешествия по Дону на барже. Выросший на
одном из холмов в сумерках силуэт всадника вызывает у капитана баржи возглас:
«Григорий!», и писатель соглашается с ним, настолько «вписывается» этот образ в
прибрежный пейзаж, настолько настраивает на шолоховский мотив. Плывут по реке
лодки с выпускниками, звучат юные голоса, распевающие «По Дону гуляет…», а у
Екимова перед глазами другое время – словно сплетаются прошлое, настоящее и
будущее, объединяя всех, связанных с Доном, – и тех, кто ушёл в мир иной
(казаки прошлого и их «певец» Михаил Шолохов), и тех, кто доживает свою жизнь
(как замечтавшийся старый рыбак на берегу), и тех, кто её только начинает
(выпускники).
Всё проходит,
утекает в Вечность, но остаётся в её скрижалях надпись: «Россия. Шолохов.
«Тихий Дон».
Майборода, Н. «…Не уронить достоинства
державы» / Н. Майборода // Отчий край. – 2000. - № 3. – С. 119-123.
Подборка
материалов заведующей отделом научной пропаганды Государственного
музея-заповедника М. А. Шолохова Нины Майборода открывает перед нами писателя с
неизвестной ранее стороны, проясняет некоторые известные ранее моменты.
Для нас самым
интересным показался первый из приведённых в подборке документов – письмо М. А.
Шолохова в Совет министров (судя по обращению к адресату) СССР:
«Дорогой Геннадий Иванович!
Одновременно с этим письмом посылаю письмо
Л. И. Брежневу, в котором прошу Политбюро ЦК КПСС рассмотреть вопрос о
возможности как-то отметить наступающее в этом году 400-летие Донского
казачества. В обращении к Вам мне хотелось бы несколько подробней обосновать
своё предложение, продиктованное единственным желанием не уронить достоинство
Державы Российской, создать всё необходимое, чтобы вырвать инициативу из рук
белогвардейского отребья. Нет сомнения, что донские и вообще белые эмигранты
будут широко отмечать 400-летие Войска Донского. А что же мы – подлинные
наследники донского края – будем молчать и делать вид, что мы «Иваны не
помнящие родства» и не чтящие историю Родины? Дон дал России Ермака, Пугачёва,
Разина, Булавина и многих других славных сынов. Надо скромно, но с достоинством
отметить этот юбилей и не дать возможность отщепенцам Родины представлять эту
часть России в дни её 400-летия при нашем неуместном молчании.
И в отношении станицы Старочеркасской надо
что-то делать. Люди окраинного уголка России, некогда населявшие его, веками
стоят на рубежах Родины, и необходимо сохранить для истории и потомства хотя бы
то, что соталось вопреки нашему пренебрежению к памятникам родной страны.
Почему бы Вам, Геннадий Иванович, не послать
в Старочеркасск авторитетную комиссию историков, которая установила бы, какие
объекты и ценности нуждаются в реставрации и сохранности.
Ведь украинцы сделали же нечто подобное в
бывшей Запорожской Сечи, а мы, выходит, лыком шиты?
Очень прошу Вас лично обратить внимание на
далёкую частицу РСФСР. Ведь Вы же не только председатель Совмина, но ещё и
русский человек.
Обнимаю Вас и желаю Вам всего самого
доброго.
Ст. Вёшенская
19.6.70 г.
Михаил Шолохов»
Круг вопросов,
которые рассматривал депутат и писатель Шолохов, весьма разнообразен. Здесь и
ходатайство о поддержке чеченцев, которых хотели поставить «конный» памятник
своему национальному герою Асламеку Шерипову, как подобает настоящему воину, а
не предлагаемый бюст. И защита храма Михаила Архистратига в Вёшенской, и создание
в станице сначала молодёжного театра, а затем казачьего народного хора. Много
делалось им для защиты русской культуры. По просьбе сестры Сергея Есенина
Екатерины Михаил Александрович сначала пишет вступительное слово к однотомнику
поэта, а потом становится главным редактором первого академического Полного
собрания сочинений его произведений.
Смирнов, В. Шолоховская молитва / В.
Смирнов // Отчий край. – 2001. - № 4. – С. 179-186 : ил.
Статья Виталия
Смирнова посвящена эпизодам военной биографии писателя, связанным со
сталинградской землёй. Все свои произведения, написанные в 1941-1942 году,
Шолохов писал на территории Сталинградской области – в станице Николаевской или
Камышине (где находилась одно время его семья).
Автор статьи
даёт характеристику основным произведениям Шолохова – роману «Они сражались за
родину», очерку «Наука ненависти». Нашли в статье отражение и эпизоды,
описанные В. Мамонтовым (смотрите первую статью в нашем обзоре), и цитаты
выступлений, статей, писем Михаила Александровича. Название статье дал эпизод,
также связанный со Сталинградской землей. О нём стало известно благодаря казаку
Василию Грязнову:
«Под Сталинградом это было. Тяжелые бои шли
с фашистами. Пришёл он к нам в окопы. Идёт по ходу сообщения и нет-нет
выглянет, посмотрит в бинокль в сторону фашистов. А кто-то из солдат и говорит:
«С биноклем, товарищ полковник, поосторожнее. У немцев снайперы начеку».
Шолохов улыбнулся в ответ: «Благодарю за упреждение, но я снайперов не боюсь.
Заговорённый я, брат, от пули». Ну, солдаты нашего окопа окружили его. Все
сразу узнали в полковнике Шолохова. Я и говорю ему: «Может, вы, Михаил
Александрович, и молитву какую от пули знаете?» - «Знаю, - отвечает Шолохов. –
И те молитвы, что имеются в «Тихом Доне», и новые. Много знаю молитв. Но сейчас
у меня в уме и сердце одна. Начинается она, други мои, так: «Во имя Отца и Сына
и матери моей – ни шагу назад!»
Я спросил Михаила Александровича, над чем
работает, что пишет. «Разве можно сидеть и писать, - ответил Шолохов, - когда
земля наша, дом твой, мало этого – пол-России в огне пылают? Тут, брат, не за
перо, а за штык браться надо да крепко орудовать им». Опять помолчал, затянулся
дымком махорки и говорит: «А хочется хорошее написать, и думаю, что напишу». –
«Что же? - спрашиваю я. – Что?» - «А то, - говорит, - как вы сражаетесь за
Родину. Вот, хожу по окопам, присматриваюсь, учусь у вас, изучая солдатскую
жизнь, бывальщину. А потом напишу, обязательно напишу и про вас, и про молитву
«Ни шагу назад».
Шолохов, М. Живой очаг. Воспоминания об
отце / М. Шолохов // Отчий край. – 2002. - № 1. – С. 29-44 : фото.
Воспоминания младшего
сына писателя – Михаила Михайловича Шолохова. У Михаила Александровича Шолохова
было четверо детей – Светлана, Александр, Михаил и Мария.
Что может
рассказать сын об отце? Очень много – начиная от детских воспоминаний до
философских высказываний писателя, которые звучали в разговорах уже с
повзрослевшим сыном. Михаил Михайлович остановился на двух моментах – отношении
отца к деньгам и отношении к обвинениям в плагиате. Хотелось бы процитировать
самые важные места воспоминаний по обоим пунктам:
«…никогда не обладая денежным богатством
хотя бы в сотой доле того, какое приписывалось ему обывательской молвой, он
всегда легко расставался с деньгами. «Они мне карман жгут, - нередко
оправдывался он перед матерью, в очередной раз оставив семью на самом скудном
пайке. – Ты посмотри, как ребята живут», - и начинал перечислять имена своих
друзей-писателей, по тем или иным причинам давно не издававшихся и потому
испытывавших подчас настоящую нужду.
Ему ничего не составляло дать кому-нибудь из
приятелей «в долг» значительную сумму, и он никогда не напоминал о долге,
поскольку чаще всего, сам забывал об этом. А когда, оставаясь без денег, мать
просила его востребовать хотя бы часть долгов, ответ, как правило, бывал один:
«Да чем же он (имярек) отдаст? Откуда у него деньги? А раз так, так чего же ему
зря совесть будоражить, нервы трепать?»
Он мог за несколько дней прокутить с
приятелями или даже с малознакомыми, но чем-то заинтересовавшими его людьми
весь свой гонорар, за всё расплачиваясь сам, тогда как пил всегда, бывая пьяным
от немногого, неизмеримо меньше любого из присутствующих, а ел (всегда
аккуратно, с каким-то аристократическим изыском орудуя ножом и вилкой) и того
меньше. Возвращаясь в таких случаях домой, он всякий раз, скрывая смущение за
натянуто-беззаботной улыбкой и деланной развязностью ухаря-кутилы, уже на
пороге выворачивал карманы, демонстрируя матери итог «дружеской попойки» и как
бы пресекая этим лишние расспросы и запоздалые, а стало быть, бесполезные уже
укоризны.
Он помогал деньгами огромному количеству
людей, письменно обращавшихся к нему. Он как-то светло и, я бы сказал,
заразительно радовался всякому полученному в ответ благодарственному письму,
зачитывал его присутствовавшим, заражая своим чувством и заставляя вместе с ним
радоваться чужой радостью. Но обычным явлением было и то, что он посылал
деньги, как в никуда». «Лучше бы своим, детям вон, больше помогал, - с
безнадёжностью в голосе однажды проговорила мать, ткнув в мою сторону пальцем.
– Посылаешь, а они даже простого ответа написать не удосуживаются». И,
направляясь к двери, в успокоительном разговоре с собой продолжая затронутую
тему, забурчала: «Миллионер нашёлся. Купчишка каргинский... – не утерпев, уже держась
за дверную ручку, повернулась ко мне, ища сочувствия и поддержки: Полюбуйся на
него. Как только лишняя сотня в кармане заведётся, всякому готов отдать, кто
его разжалобит. А много ли надо, чтобы его разжалобить? Слезу поручьистей
пусти, вот он и готов. А свои пусть на хлебе да на воде сидят». Мать тут же
спохватилась, поняв, что уж чересчур перехлёстывает, растерянно и оторопело
посмотрела на меня и, оставляя тем не менее последнее слово за собой, довольно
проворно выскочила за дверь.
Проводив её грустновато-улыбчивым взглядом,
отец несколько раз подряд затянулся сигаретным дымом. «Всё правда, - глубоко
вздохнул он и, неумело подражая выговору одного своего недавнего знакомого
старика-казаха, добавил: - Однако часто старый турак ошибка давал». Потом
серьёзно и задумчиво продолжил: «Вот уж истинно кто-то из мудрых мира сего
сказал, что надо помогать нуждающимся, а не подавать просящим. Только вот беда:
даже одному по-настоящему нуждающемуся по-настоящему помочь у меня всех моих
ресурсов не хватит. А подать просящему… За Советскую власть перед ними стыдно».
«После выхода в Париже ставшего ныне широко
известным псевдонаучного сочинения «Д» к отцу обращался целый ряд
литературоведов и писателей, испрашивая его согласия на то, чтобы дать ответ
сочинителям. Всем им он ответил отказом.
- Тебе что, делать больше нечего? –
посмеиваясь, при мне говорил он К. И. Прийме. – Ну что вас так и тянет
«потешить языка бранчливую свербежь»? Нельзя же ведь, право, позволять всякому
пройдохе втравливать себя в заведомо бессмысленные споры. Ты же не стал бы на
полном серьёзе доказывать фантасту, пишущему о Марсе, что жизни там нет? Тебе
ведь не надо объяснять, что фантастика и наука – разные «жанры»? Сказка от
этого не пострадает, а тебя за дурачка сочтут, за «учёного соседа».
Помню, в то время и я обращался к нему:
- Ну, почему ты так равнодушен к этому?
- Равнодушен? – с оттенком некоторого
недоумения (не ослышался ли?) переспросил отец. – Равнодушен, говоришь.
Посмотрел на меня глазами, так и говорящими:
«Ты мне казался умнее».
- Да нет, сынок. Равнодушным к таким фокусам
человек не может оставаться. Если он человек, конечно. Только… - он как-то
беспомощно развёл в стороны кисти рук. – Когда подобное случается впервые,
воспринимаешь это как такую нелепицу, которая ничего, кроме снисходительной
улыбки, и вызвать не может. Кажется, и все, знающие тебя и не знающие, но хоть
что-то смыслящие в литературе, рассмеются сейчас вместе с тобой прямо в глаза
злопыхателям и всё раз и навсегда встанет на свои места. Дальше – само собой
возникнет желание оправдаться, разъяснить, спросить тех, кто всё отлично
понимает: «Да вы что же это, братцы? Не знаете, как это называется?» По
молодости и глупости я так и делал. И спрашивал, и оправдывался, как мог.
Продолжаешь ведь верить, что всё это – результат каких-то досадных
недоразумений, ошибок, добросовестных заблуждений. А когда это и в третий, и в
четвёртый, и на протяжении всей жизни… Да когда ещё знаешь тот сорт людишек, от
кого это исходит… Я просто привык ко всему этому, сынок».
«Привык», но по
воспоминаниям сына однажды Михаил Александрович всё-таки хотел «дать бой» тем,
кто травил его на протяжении всей жизни, поднимая «муть» вокруг «Тихого Дона».
В статье приводится текст непроизнесённой речи Шолохова на своём 70-летнем
юбилее. Не получилось. Готовясь к выступлению Михаил Александрович
перенервничал и за несколько дней до юбилея у него случился инсульт. Позже,
оправившись от болезни, он признался, что в последний момент передумал, решил
не поднимать шума, потому что «Уж очень
мало приятного выступать затравщиком. Ведь столько имён надо было бы затронуть.
И в таком неблаговидном свете… И без того мне как-то один, далёкий от
литературы, человек говорил: «Как посмотрю я кой на кого из вашей братии, так
кажется, всю порядочность свою пораздали они героям своим положительным, а у
самих если и осталось что, так только-только хватит стыд на людях прикрыть».
«...Я старался писать так, как было все на самом деле» // Отчий
край. - 2005. - № 2. - С.
120-124.
Под одним заголовком
собрана целая россыпь статей и очерков разных авторов, каждая из которых
интересна и знакомит с отдельными эпизодами из жизни писателя.
Открывает
подборку статья Виталия Смирнова «Почти земляк», из которой можно узнать о
тесте Михаила Александровича – Петре Яковлевиче Громославском, человеке
интересном и колоритном. Пётр Яковлевич, будучи лицом духовным (псаломщиком),
избирался казаками станицы Букановской атаманом. И несколько раз переизбирался.
Имел пятерых детей, и умел выхлопотать себе прибавку к жалованию и увеличение
надела в пойме для сенокоса (и, редкий случай, станичный сбор делал для него
исключение). С будущим зятем он познакомился, когда Шолохова назначили в станицу
Букановскую составлять списки для взимания продналога на каждый хутор и на
каждый двор. Получив однажды нагоняй за доверчивость (Громославский предоставил
заниженные данные по каждой семье), Шолохов перестал верить атаману и лично
проверял каждый двор и земельный надел. В то время ему было всего 16-17 лет. Он
был молод, но умел постоять за себя. Описывается случай с казаком Дугиным,
который набросился на юного налогового инспектора с железным крюком. Шолохов
увернулся и ударил Дугина головой снизу в челюсть. Да, так, что захрустели
кости. По горячим следам казак написал на будущего писателя жалобу, и Шолохова
арестовали, а затем и вовсе приговорили к расстрелу. Потребовалось
заступничество председателя Букановского ревкома, чтобы избежать беды. После
этого с карьерой налогового инспектора было покончено. Шолохов женился на Марии
Громославской, а после рождения дочери Светланы семья покинула станицу. При
переезде Шолоховы выбирали между Усть-Медведицкой и Вёшенской станицами.
Победили Вёшки, а волгоградская земля лишилась почётного земляка.
Статья «М. А.
Шолохов и Д. Г. Ефремов: письма и воспоминания», подготовленная младшим научным
сотрудником Государственного музея-заповедника М. А. Шолохова А. Жбанником, посвящена
отношениям писателя с первым секретарём Подтёлковского райкома партии в
1942-1950 годах, о посещении им района в годы войны и после неё. Приводятся
воспоминания простых людей о встречах с писателем. Описан эпизод с осмотром
высокой комиссией строящейся Волжской ГЭС, на который представители спецслужб
не пустили Шолохова, поскольку у того не было спецпропуска.
Наиболее интересная,
на наш взгляд, третья статья подборки – «Такая вот была встреча…» Виталия
Токарева, цитата из которой дала название всей «грозди» статей. В ней автор
вспоминает встречу писателя с курсантами Военно-воздушной инженерной академии
им. Н. Е. Жуковского. Состоялась она благодаря начальнику политотдела академии
генералу Семёнову, который уговорил по знакомству (с 1941 года) приболевшего
Шолохова выступить перед курсантами и преподавательским составом академии. Во
время встречи писателю был задан интересный вопрос, ответ на который раскрывает
суть его творчества:
«- Михаил Александрович! Сейчас, после ХХ
съезда партии, во всех газетах, особенно в «Литературной», обсуждается вопрос:
«Кто более всего отличился», восхваляя в своих произведениях Сталина? При этом
анализируются их произведения почти детально. Фигурируют самые разные фамилии –
от начинающих поэтов и писателей до самых известных. Я вот недавно вновь
перелистал, готовясь о встрече с вами, все четыре книги «Тихого Дона»,
«Поднятую целину», очерки и рассказы времен войны и даже вырезки из газеты
«Красная звезда» за 1943 год, где печатались первые главы «Они сражались за
Родину» (отец сохранил). И вот я пришел к выводу, что вы в этом отношении
совершенно безгрешны – будем прямо говорить. А поводов или причин у вас было
немало, чтобы показать, например, «полководческий гений» Сталина ещё в
Гражданскую войну: ведь не зря же давно, ещё до войны, Царицын был переименован
в Сталинград – там Сталин руководил обороной Царицына в 1918 году, а
описываемые вами события происходят, я имею ввиду четвёртую книгу «Тихого
Дона», именно на территории Ростовской и Сталинградской областей, и они связаны
с обороной Царицына. А название романа «Они сражались за Родину» так и хочется
продолжить «За Сталина» (ведь мы знаем, что во время войны на танках с одной
стороны «За Родину!», а с другой – «За Сталина!»
И вот у меня вопрос, или даже два.
Первый. Неужели вам никто не советовал
отразить роль Сталина в какой-либо из ваших книг?
И второй. Или вы уже тогда (это 20-е-30-е
годы, то есть в самый разгул культа личности: борьба с «троцкизмом», «левым и
правым уклоном», «ежовщина», «бериевщина» с репрессиями, о которых открыто
говорили лишь в 1956 году, правильно понимали роль личности Сталина в истории,
то есть так, как это было доведено Н. С. Хрущёвым в его докладе делегатам ХХ
съезда партии?
Вопрос подполковника был длинный, а ответ
Шолохова оказался коротким:
- Я начну отвечать со второго вопроса и
скажу вашими словами – да, я правильно понимал роль личности Сталина в истории
нашей страны. Вот у вас есть генералы, и вы, офицеры, им должны подчиняться, то
есть выполнять все их приказы или указания. У нас тоже есть свои генералы,
назовём их «литературными генералами», но приказывать они нам, писателям, не
могут. Они могут, как бы это правильнее сказать (генерал Семёнов улыбнулся,
наклонился к микрофону и громко сказал: «Рекомендовать!»), на что Шолохов
продолжил:
- Вот-вот, или, как вы говорили, советовать.
За эти тридцать лет я столько советов наслушался, но так как я мог их не выполнять,
то я старался писать так, как было всё на самом деле, то есть показывать
жизненную правду. Кстати, я упоминаю Сталинга в «Поднятой целине», когда речь
идёт о статье «Головокружение от успехов». А лозунг «За Родину, за Сталина!»
писали не только на танках, но и на самолётах, но люди сражались за Родину! Я и
впредь буду писать, как на душу положено…»
Три небольших
зарисовки Виталия Калмыкова из Серафимовича («Дорога Шолохова», «Шолоховская
рыбалка» и «Записка Шолохова») показывают писателя таким, каким его видели
простые люди – жители станицы Букановской. Особенно интересной нам кажется
третья зарисовка, в которой автор рассказывает о своей встрече с писателем,
которая состоялась, когда он, начинающий литератор, обратился к Шолохову с
просьбой оценить его стихи. Михаил Александрович расспросил «ходока» о жизни,
пожаловался на большую занятость, сказал, что в стихах не разбирается и написал
записку в журнал «Октябрь», в которой просил обратить внимание на юного поэта.
Стихи Виталия Калмыкова появились в журнале, о чём он очень жалеет – настолько они
были несовершенны с его сегодняшнего взгляда. Но больше всего ему жалко, что
тогда, много лет назад, он не догадался отправить в журнал копию записки, и
бесценный документ канул в Лету.
Смирнов, В. Письмо М. Шолохова полуторавековой давности / В. Смирнов //
Отчий край. – 2012. - № 1. – С. 229-231 : фото.
Заметка «Письмо
М. Шолохова полуторавековой давности» Виталия Смирнова – первая часть рассказа
автора о его студенческой и «ранней журналистской» переписке с маститыми
писателем и поэтом. Во второй части речь идёт о Корнее Ивановиче Чуковском.
Будучи
студентом третьего курса Саратовского университета Виталий Смирнов по заданию своего
преподавателя – известного щедриниста Евграфа Ивановича Покусаева, занимался
подготовкой книги о пребывании в Саратовском Поволжье великих писателей. Не
найдя описания пребывания Михаила Александровича Шолохова в Саратове (а в конце
1941 года писатель был там), Смирнов решил обратиться к нему напрямую с
просьбой написать воспоминания об этом эпизоде, а заодно попросить прочитать и
оценить свой рассказ. В ответ он получил короткое письмо:
«Уважаемый т. Смирнов!
В годы войны я был в Саратове «пролётом» и
моё короткое пребывание в этом милом городе ничем не примечательно и упоминать
об этом не имеет смысла.
Рассказ, к сожалению, не смогу прочитать, т.
к. по горло занят работой. Прошу извинить меня.
С приветом Шолохов.
1.12. 57»
В книге «Русские
писатели в Саратовском Поволжье», которая вышла в Приволжском книжном издательстве
в 1964 году, нет очерка о М. А. Шолохове. Рассказ вышел в Ровеньской районной
газете (Саратовская область), за что Виталий Смирнов получил нагоняй –
настолько это произведение «не соответствовало духу времени».
Малюта, Е. Прифронтовая Волга Шолохова
/ Е. Малюта // Отчий край. – 2015. - № 2. – С. 4-17 : цв. ил.
И снова –
страницы биографии Михаила Шолохова времён Великой Отечественной войны.
Неожиданный ракурс. В книгах-биографиях говорится о том, что Шолохов был
фронтовым репортёром, упоминается эпизод с крушением самолёта, во время
которого выжило только двое – лётчик и писатель, подробно описывается его
работа над очерком «Наука ненависти» и романом «Они сражались за родину»…
Сообщения об этом периоде жизни писателя весьма скупы.
Евгений Малюта решил
исправить это досадное «недоразумение» и… первыми же строками статьи шокирует
читателя, рассказывая о малоизвестном и малоприятном эпизоде из военной
биографии Шолохова:
«1941
Первая
половина августа. Михаил
Александрович Шолохов впервые посещает город Николаевск и Николаевский район
Сталинградской области. Вместе с секретарями Николаевского райкома ВКП(б)
Николаем Александровичем Борисовым и райкома ВЛКСМ Анастасией Гурбенко писатель
отправляется на райкомовской «эмке» в четыре немецких колхоза на территории
Барановербенского сельского Совета – в 65 километрах от районного центра. Цель –
выступление перед местными руководителями хозяйств и партийными активистами,
колхозниками в связи с переселением поволжских немцев в глубь территории страны».
Депортация
народов – больная тема. «Чёрная страница» нашей истории. Можно ли было обойтись
без неё?
«Нынче мы все крепки задним умом: дескать,
переселение малых народов в годы Великой Отечественной войны – это очень плохо.
– пишет Евгений Малюта. – Действительно
плохо. Но об этом хорошо рассуждать в мирной обстановке. Война же не признаёт
благодушия, у неё свои, нередко и жестокие законы. Например, никто из
командования Красной Армии не ожидал, что при отступлении в ряде мест в спину
красноармейцам будут коварно стрелять свои же граждане немецкой национальности».
Что это –
попытка «обелить» Шолохова? Нет, реальность. Не надо забывать, что Гитлер к
войне готовился, что среди немецкого населения велась соответствующая работа в
конце 30-х – 40-м годах, поэтому был определённый процент «завербованных»
советских немцев. Автор приводит донесение командующего Южным фронтом И. В.
Тюленева от 3 августа 1941 года, в котором описана ситуация на Днестре, когда
по отступающим нашим войскам велась стрельба из окон и огородов со стороны
местных немцев, и просьба – выселить неблагонадёжных элементов». На донесении
была поставлена резолюция Сталина: «Товарищу
Берия. Надо выселить с треском».
Какую роль
играл во всём этом Шолохов? Какую задачу выполнял? Возьмём на себя смелость
переставить два абзаца статьи местами, чтобы ответить на эти вопросы:
«…нашествие гитлеровской Германии фактически
поставило советских немцев в двусмысленное положение. В какой-то степени
фашистское военное командование рассчитывало на их лояльность, а может быть,
даже на поддержку. Военное лето 1941 года складывалось для нашей страны хуже
некуда. Гитлеровцы оккупировали почти половину европейской части Советского
Союза, на территории которой проживало около двух миллионов этнических немцев.
Встал вопрос, как быть им: воевать против своих соплеменников или лояльно
встречать их? Как оказалось, было и то, и другое».
«В ту пору Михаил Александрович был
депутатом Верховного Совета СССР (избран на выборах 12 декабря 1937 года), и
это обязывало его принимать участие во всех судьбоносных решениях, касающихся
различных сторон жизни государства. Переселение поволжских немцев следовало
расценивать особой и важнейшей государственной акцией, так как она касалась судеб
сотен тысяч людей. Естественно, требовалось их подготовить морально и
психологически, чтобы не вызвать общественно-политических осложнений в тылу. В
то время Шолохова знал уже весь мир, и уж, конечно, увидеть и услышать писателя
соотечественники считали без всякого преувеличения за счастье. Его живое слово
многого стоило».
Следующий
эпизод жизни писателя, который описывает Евгений Малюта, - переезд семьи Шолохова
в Николаевск (тогда слободу Николаевскую). И здесь снова автор открывает нечто
новое для обыкновенного читателя (не шолоховеда):
«…как мы теперь знаем из воспоминаний А. П.
Гурбенко, выбор Шолоховым заволжского городка всё-таки был не случайным. Со
слов Светланы Михайловны, город Николаевск приглянулся отцу ещё и тем, что
напоминал донскую станицу. Да и живописная пойма Волги была весьма схожа с
поймой Дона. Жители Камышина исстари называли слобожан казаками.
Есть у Г. Сивоволова важное утверждение о
том, что предупредительный звонок Сталина заставил писателя принять меры по
эвакуации семьи из Вёшенской в заранее обусловленное место – Николаевск на
Волге. Похоже, что так оно и было. Вождь не мог допустить мысли, что семья М.
А. Шолохова и сам писатель вдруг окажутся в оккупации. Случись подобное, это
был бы удар не только по государственному, но и его личному престижу,
несравнимо более тяжелый, чем пленение гитлеровцами сына Сталина – офицера Якова.
Была и ещё одна причина. В своей книге «Об отце» младший сын писателя Михаил
Михайлович пишет, что осенью 1941 года, когда фронт вплотную подходил к Дону,
по некоторым сферам и инстанциям Москвы расползся слушок: Шолохов не эвакуирует
семью, вроде бы оставаясь верным своим белогвардейским и кулацким староказачьим
привязанностям, он-де ждёт прихода немцев, чтобы остаться под ними.
Есть все основания утверждать, что в военное
время местонахождение и переезды М. А. Шолохова с семьёй всегда
контролировались властью».
Знакомство с
содержанием статьи Е. Малюты заставит задуматься над многими давно известными «загадками»
биографии Михаила Шолохова времён Великой Отечественной. Куда и почему исчез
архив писателя? Почему отдельные страницы рукописи «Тихого Дона» были
обнаружены у немецкой шпионки? Уж, не играла ли власть в «кошки-мышки» с
Шолоховым, постепенно «фабрикуя» его «дело», да какая-то сила всё же спасла
будущего Нобелевского лауреата?
Журнал «Отчий край» спрашивайте в читальном зале нашей библиотеки.
Нас можно найти по адресу: Волгоград, ул. Кирова, 132.
Комментариев нет:
Отправить комментарий