Зинаида Исакиева (Коломейцева) «Неизвестный солдат»

 История Сталинградской битвы богата на героев, чьи имена знают и помнят коренные жители города, знает и помнит вся страна. Но историю творят не единичные герои, а народ. И часто бывает, что имена рядовых солдат теряются, уходят в небытие. К сожалению, так случается не по нашей вине. 23-29 августа 1942 года под бомбами, сброшенными немецкими лётчиками, под обстрелами при переправе погибло много сталинградцев и жителей области, которые не попали ни в какие списки. Они стали неизвестными солдатами Сталинградской битвы. Об одном таком человеке рассказала председателю Волгоградской областной общественной организации «Союз военных писателей» Зинаиде Васильевне Коломейцевой (Исакиевой) случайная собеседница. Так появился рассказ «Неизвестный солдат», эпиграфом к которому стали строки поэмы «Сталинград-42» другого члена «Союза военных писателей» - Владимира Сахарова.

 

Зинаида Исакиева (Коломейцева)

НЕИЗВЕСТНЫЙ СОЛДАТ

 

Я стояла в долгой задумчивости на набережной Волги, смотрела на воду.

– А мы жили на той стороне, в Покровке, – послышался рядом женский голос.

Повернув голову, я увидела небольшого росточка пожилую женщину. Мы встретились взглядами, и она, будто получив от меня разрешение на беседу, продолжила:

– Семья была большая. Нас у отца с матерью семеро. Я – самая маленькая. Мама хозяйничала по дому, одна забота – чем накормить. А папа с нами занимался, книжки читал, старшим помогал уроки делать. Рыбачил. Голодное то было время. Жили-то – с воды: что поймает в реке – то и едим.

Я также молча поглядывала то на Волгу, то на говорливую седую женщину. Она же спокойно продолжала рассказ о своём отце, о том, какой он был заботливый, начитанный, как организовал в родной заволжской Покровке рыболовецкую артель, стал её председателем. Слушая неспешный говор старушки, я представляла на том берегу забытую Богом, нищую Покровку, рыболовецкие баркасы с сетями и рядом с ними на берегу босоногую ребятню.

– А когда в Сталинграде началась бомбёжка, нам с Покровки было всё видно и слышно. Такое там творилось! Волга кипела, как вода в котле! Мы в тот день, мал мала меньше, сначала стояли на берегу, смотрели, но потом попугались, убежали, попрятались по домам. Помню, отец забежал в хату, заспешил, засобирался. На улице его ждали товарищи по артели, покрикивали, поторапливали. У всех ружья за спиной, воевать собрались. А нам – хоть и страшно, а любопытно. Отец только из дому, мы с братишкой бегом за ним. Рыбаки подошли к лодкам, уселись и поплыли вверх по реке, к Сталинграду. Мы с братом стояли и смотрели, как они отплывают. Лодка с отцом по воде всё дальше и дальше… А я плачу, плачу, отца зову… А таких лодок на реке уже много и грохот такой, что сама себя не слышу…

Голос женщины задрожал, последние слова прозвучали совсем тихо. Она смолкла. Я обернулась. Её серый пристальный взгляд задумчиво впился в противоположный берег Волги, где, скрытая перелеском, бытовала её родная Покровка и в эту минуту всей душой, вероятно, она была там, маленькая, покинутая отцом, на песчаном берегу, беззащитная, плачущая под рёв летящих самолётов, свистящий звук и грохот рвущихся снарядов. Хотелось пожалеть старушку, но пока я продумывала слова для утешения, она опередила меня и затараторила:

– Бомбили, бомбили… Всё перемешалось на реке: лодки, люди, вода огненными столбами… и лодки стали тонуть, а я кричала, звала папу. Брату стало страшно, и он увёл меня. Больше отца я не видела. После войны мы его долго искали. Не нашли. И нигде он не значился, ни в пропавших, ни в убитых. Прошло много лет… Его даже не причислили к участникам Сталинградской битвы.

Она проговорила последние слова с сожалением и, рассказывая дальше, старушка всё досадовала, что отец погиб ни за что, даже воевать ему, мол, не пришлось, вроде и гордиться-то нечем.

Слушая, я вглядывалась сквозь серость дня и мельтешение сварливых чаек на спокойное течение реки, напрасно силилась представить весь ужас того дня, трагедию людских судеб, полыхание кипящей Волги и подумала: тот снаряд, который угодил в лодку с её отцом, миновал другую лодку. Пусть те немногие, другие, остались в живых и продолжили воевать. Это всё равно, что принять огонь на себя. Сколько же по России таких как он, пропавших без вести, неизвестных героев страшной войны…

Рассуждая и представляя страшную картину того рокового дня войны, я не сразу заметила, что моя рассказчица умолкла. Оглянулась – её нет, а вдоль набережной, удаляясь от меня всё дальше и дальше, семенила пожилая женщина с редкими седыми кудряшками. Я спохватилась: ведь не спросила ни фамилии, ни имени отца, погибшего за Сталинград. А может, это и не важно. Ведь известными становятся единицы, историю делают тысячи неизвестных.