Продолжаем публиковать воспоминания членов общественной организации «Дети военного Сталинграда».
ПОЛУПАНОВА (ЕГОРОВА) ЛИЛИЯ ПЕТРОВНА
Наше поколение
– это поколение, рождённое в довоенные годы. Я, моя сестра и брат родились в
самом центре Сталинграда. Потому о боях и бомбёжке города знаем не понаслышке.
Мы прошли через весь кошмар, начиная с 23 августа 1942 года.
Это был
красивый солнечный день, не предвещавший ничего плохого. Но в 15.30 нагрянуло
дикое нашествие немецких самолётов. Из репродукторов раздался крик: «Воздушная
тревога! Воздушная тревога!» Далее последовали грохот, вой сирен, и радио Сталинграда
умолкло. Больше мы его не слышали.
Я была в гостях
у подруги. Гуляли во дворе. Всё располагало к отдыху. Даже кошки и собаки
разлеглись в тенёчке. Но в одно мгновение небо заволокло чёрными тучами, - это
летели немецкие самолёты. Сколько их было – не знаю. Но поговаривают, что в
налёте участвовало 2000 фашистских самолётов.
Грохот.
Визжание. Куски железных бочек. До сих пор слышу эти визг, вой и грохот.
Мы все убежали
в щель, во двор, где был Народный суд (названия улицы уже не помню).
Когда закончился
налёт и мы вышли на улицу, то обнаружили машину, полностью загруженную бомбами.
Шофёр объяснил, что ехал с причала на Волге, а когда началась бомбёжка спрятал
машину под раскидистым клёном. Потом в кузове обнаружили четыре бомбы. Если бы
они разорвались, то он нашего района точно ничего бы не осталось.
Дома о моём отсутствии волновались мама и сестрёнка с братишкой.
Ближе к ночи
продолжились налёты, но бомбили уже зажигательными бомбами. Всё, что могло,
горело. Происходящее можно сравнить с извержением вулкана: пожар, взрывы в
домах, поднимающиеся к небу столбы пламени и клубы дыма.
И вот посреди
всего этого кошмара идёт одинокая женщина с тремя детьми. Это мама со мной,
сестрой и двухлетним братиком Витенькой. Шли нагруженные котомками, в которых
сухари и крупы, в руках – четырехлитровый чайник с водой и портфели, но не с
книгами, а с куклами и лоскутками. Нам, ещё детям, очень хотелось играть. Но
немцы повернули нашу жизнь совсем в другую сторону.
Уходили мы из
центра города на Дар-гору к знакомым – Кулешовым (позднее эти люди переехали в
Тулу). Шли по горящим улицам. Пламя закручивалось от домов, и мы старались
держаться середины улицы. Конечно, угольки падали на нас, но тут же гасли. Вот
трупы людей лежат где попало (никто их не убирал). Вот передо мной труп молодой
женщины с распоротым животом, все внутренности – на песке. Дальше – мужчина с
распростёртыми руками, а на метровом расстоянии – младенец. Их убило взрывной
волной. Видимо, эта молодая семья не успела добежать до щели, а ведь оставалось
каких-то два-три метра. Много было трупов. Смотреть было страшно. Мама
торопилась увести нас дальше от этого ужаса.
Ночь прошла
относительно спокойно. Но часа в четыре или пять утра меня разбудила мама –
попросила не бросать сестрёнку и братишку, если с ней что случится. А ведь мне
было всего 11 лет. Мама ушла в неизвестность. Я лежала с открытыми глазам,
потом, видимо, задремала. А проснулась, услышав вновь мамин голос. Оказалось,
мама ходила на нашу квартиру, от которой. как выяснилось, ничего не осталось.
К вечеру мы
ушли к себе на Рабоче-Крестьянскую и поселились в бетонном погребе. Там
разместились все шесть семей нашего дома: Калякины, Житниковы, Егоровы,
Гавриловы, Назаровы и Безбожновы.
Начиналась
подвальная жизнь.
25 августа
зашел двоюродный брат отца сообщил, что они режут козу и просил маму отпустить
меня за мясом. Ведь надо было чем-то жить. Магазины и склады были разграблены.
Мы пошли пешком
к Красным казармам. Возвращалась я на следующий день. На правом берегу Царицы
накануне прошёл бой. Стояли разбитые танки под пирамидальными тополями. На
одном из танков наперевес лежал танкист. Я бросила мясо на дороге, подбежала к
нему, заглянула в лицо и стала спрашивать, нужна ли моя помощь. Он молчал, а я,
одиннадцатилетняя девочка, стала плакать и уговаривать его, чтобы он ответил,
не понимая, что он уже мёртв. Когда же я взяла его за руку – обгорелую, с
потрескавшейся кожей, с торчащими на суставах белыми костями, я поняла, что
помощь моя ему уже не требуется. Прошлась мимо других танков. Всё было тихо и
мёртво. Поднявшись по трамвайной линии наверх, увидела солдата с оторванными
ногами. Он лежал с распростёртыми руками в луже крови. Одну ногу увидела в трёх
метрах. Волоком подтащила её к телу. Потом пошла по окопам, где лежали мёртвые
солдаты в разных позах, - искала вторую ногу. И нашла, правда, не знаю, чью.
Подтащила её к телу солдата и успокоилась. Много было и мёртвых немцев, но я
этому не придавала значения, потому что была как во сне. Недаром сегодня на том
месте стоит памятник чекистам. Поговаривают, что это был сильнейший бой с
немецким десантом.
Вспоминается
ещё один случай. Напротив нашего двора на Рабоче-Крестьянской стоял красивый
двухэтажный дом с подвалом, где прятались жильцы. И вот к ним забежали как-то
около двадцати молоденьких морячков. Но немецкий снайпер «уложил» их всех. А
ведь жильцы предлагали ребятам переодеться, но те отказались – стояли насмерть.
Таким сильным был дух патриотизма в наших солдатах перед лицом фашизма.
За водой мы
ходили на берег Волги. И я своими глазам видела, как вдоль берега возвышались
пирамиды. Но это были не пирамиды из камня, это были пирамиды из тел наших
молодых моряков.
Сегодня я
проживаю в тридцати пяти километрах от Белой Калитвы, куда немцы выгнали нас из
Сталинграда в лагерь-распрделитель. Отсюда многих сталинградцев увезли в
Германию на рабский труд, хотя в листовках, которые немцы сбрасывали на город,
обещались им «золотые горы».
Каким был
лагерь Белой Калитвы? Это куриные вши, мы – полуголодные в бараках для птиц.
Иногда появлялись мирные люди, которые приносили нам похлёбку. Немцы тоже
иногда нас кормили похлёбкой. В бараках находиться было невозможно. Срывался
снег, было холодно. Жили мы, спали и ели, сидя на своих пожитках.
Интересен
случай, произошедший с моим младшим братом Витенькой. Ему было всего два года.
Говорил мало, но хорошо знал два слова «Катюша» (одноименную песню мы с сестрой
часто пели) и «Гитлер капут». Мама работала посудомойкой у немцев, а братишка
часто сидел у неё под столом. И вот однажды немцы, которые были приставлены к
матери надзирателями, сжалились и бросили братику под стол головешку сахара,
как собачонке. Витя, недолго думая, всю её разом и съел. А потом выскочил
из-под стола и вместо «спасибо» отблагодарил немцев приветствием «Гитлер
капут». Трудно себе представить, какой страх пробрал тогда маму. Но, к счастью,
всё обошлось. Немцы, переглянувшись между собой, решили брата не трогать, а
ведь за такие слова могли и расстрелять. Видимо, Бог уберёг.
Источник:
Сталинградское
детство. 23 августа 1942 года…/ сост. Г. В. Егорова, Е. А. Соколова. –
Волгоград : ООО «Царицынская полиграфическая компания», 2013. – 136 с.
Комментариев нет:
Отправить комментарий