Або (Андрей) Аронович Плоткин - прототип Семёна Давыдова

Шолоховский Семён Давыдов из «Поднятой целины» - лицо реальное. Факт! Во-первых, потому что Михаил Александрович никогда ничего не придумывал – он брал ситуации из жизни, описывал реально существующих людей. А во-вторых, потому что сохранилось немало свидетельств о человеке, который вошёл в литературу благодаря таланту писателя. Можно даже не углубляться в литературоведческие фолианты, чтобы обнаружить следы прототипа Семёна Давыдова. Они легко находятся на разных сайтах Интернета.

В начале 1990-х годов старожил станицы Вешенской писал участникам литературного кружка «Волжане» из ПТУ 63 города Куйбышева:

«...Познакомился с Шолоховым еще в 1930 году, уже в то время это был известный писатель. Многие герои его произведений были и моими земляками. Так, председатель колхоза был Андрей Аронович Плоткин. Он прибыл к нам в колхоз из Киева с завода «Арсенал», где работал слесарем. Его направили, чтобы научить казаков-хлеборобов новой жизни.

Вскоре, правда, колхозники увидели, что Плоткин совершенно не знает сельского хозяйства. К счастью, он оказался умным человеком. Быстро сошелся со старыми казаками-хлеборобами, подкупив их тем, что не стесняясь, расспрашивал обо всем, чего сам не знал. Плоткин никогда никому не отказывал в помощи, особенно бедным казакам-колхозникам. Этим-то он и привлекал к себе людей, завоевывал авторитет. Его колхозники глубоко уважали.

Плоткин был небольшого роста, плотный, живой, всегда в тельняшке, летом — в кепке, носил куртку и сапоги. В речи он часто к делу и не к делу любил употреблять словечки «факт», «фактически». Страшно любил лошадей.

У Плоткина завязалась большая дружба с Шолоховым. Михаил Александрович называл его «моряком».

Когда вышла в свет книга «Поднятая целина», все уверяли, что председатель колхоза Семен Давыдов — это наш председатель Андрей Аронович Плоткин, а колхоз «Гремячий Лог» — это наш колхоз. Кстати, хутор Гремячий в жизни есть. Он находится в 50 километрах севернее Вешенской в глубоком логу. В тех местах Шолохов любил охотиться.

А весельчак, балагур и рассказчик Тимофей Иванович Воробьев был так похож на деда Щукаря. Однажды он получил посылку из Ростова. Распечатал, а там — хромовые сапоги от писателя. Вот каким был Шолохов в жизни...»

Канев, А. Тропа к Шолохову / А. Канев // Родник мастерства. – Куйбышев, 1993. - 29 сентября. - С. 4.

Подробности о дружбе Михаила Александровича с Плоткиным нашлись на сайте Фундаментальной электронной библиотеки в хронологической части Летописи жизни и творчества http://feb-web.ru/feb/sholokh/default.asp , составленной Н. Т. Кузнецовой (библиографические сведения приводятся в редакции автора «Летописи»):

1930, лето

Первая встреча писателя с А. А. Плоткиным.

24-летний киевский рабочий, в недавнем прошлом судовой механик А. А. Плоткин был направлен на строительство новой деревни в числе двадцатипятитысячников. Он принимал участие в создании колхоза имени Буденного в станице Вешенской и стал председателем этого колхоза. Правление колхоза находилось на соседней с домом Шолохова улице. Тогда и познакомились Плоткин и Шолохов. Вскоре правление колхоза перевели на хутор Лебяжий, в 20 километрах от Вешенской.

А. А. Плоткин: «Семь лет не вылезал из седла. Учиться сельскому хозяйству и агротехнике приходилось у жизни, на ходу. Чего не знал, у казаков спрашивал, со стариками советовался. Не считал для себя зазорным, сняв тельняшку, поработать в кузнице, послесарить...». Тем и заслужил уважение и доверие казаков, признали его хуторяне своим.

В 1931 году привез со своего завода динамомашину, и в домах колхозников вспыхнули электрические лампочки намного раньше, чем в других хуторах и станицах района.

М. А. Шолохов интересовался делами колхоза, в письме по-дружески корил Плоткина: «Как у тебя дела? Когда же ты, рыбий глаз, кончишь колосовые? Ведь это же позор! 23/V, а ты молчишь. Ну, желаю успешно сеять. Жму руку. М. Шолохов. 23/V-33».

Работая над романом «Поднятая целина», М. А. Шолохов персонажей брал из жизни. О роли Плоткина в романе Шолохов писал ему в декабре 1965 года: «...И у тебя и в тебе есть частица моего Давыдова!» Позднее в одном из писем писатель вспоминал: «...Слишком многое нас связывает с тобой из того, что является непреходящими ценностями, слишком в ответственные годы мы с тобой шли рядом, в одном взводе нашей партии, слишком много перестреляли на наших глазах наших ребят (Корешков, Слабченко, Боков и многие другие), чтобы на склоне лет по пустякам растрачивать дружбу. <...> Сердечный поклон твоим. Всегда твой М. Шолохов» (Кочетов В. В одном взводе нашей партии // «Лит. Россия». 1986, № 46, 14 ноября. С. 8).

(Плоткин А. «На огонек» к Шолохову // М. А. Шолохов. «Правда». 1966. С. 177; Петрусенко И. Бережно хранит память... // «Молот». 1985, № 111, 16 мая. С. 2).

1933, 13 февраля

Из письма М. А. Шолохова П. К. Луговому: «...Завтра еду в Москву. События в Вешенской приняли чудовищный характер. Петра Красюкова, Корешкова и Плоткина исключили из партии, прямо на бюро обезоружили и посадили. <...> Сегодня семьи их сняли с довольствия, тем самым и ребят и семьи обрекли на физическое истребление <...> старое руководство обвиняют в преступно-небрежном севе <...>, в том, что мы потакали расхищению хлеба и способствовали гибели скота. <...> Выходит, что вы разлагали колхозы, гробили скот, преступно сеяли, а я знал и молчал. <...> Все это настолько нелепо и чудовищно, что я не подберу слов. Более тяжкого, более серьезного обвинения нельзя и предъявить. Нужно со всей лютостью, со всей беспощадностью бороться за то, чтобы снять с себя это незаслуженное черное пятно!»

(Шолохов М. А. Письма. М.: ИМЛИ РАН, 2003. С. 102—103; Луговой П. Указ. соч. С. 37—39.)

Руководство Северо-Кавказского края под видом борьбы с саботажем изъяло у населения весь хлеб, выданный на трудодни, обрекая людей на голодную смерть. Проводились массовые аресты, использовались преступные методы проведения допросов по отношению как к коммунистам-двадцатипятитысячникам, так и к рядовым колхозникам и членам их семей.

1933, 23 мая

Писатель передает с колхозницей х. Андроповского записку А. А. Плоткину, в которой содержится просьба помочь ее семье (ее муж, М. П. Кривошлыков, принят недавно в колхоз, в семье еще мать 80 лет и трое детей до 5-ти лет; прокормиться сами не могут).

(Плоткин А. А. Большой души человек // «Дон». 1980, № 5. С. 187.)

1933, 2 июля

Встреча М. А. Шолохова с И. В. Сталиным. Присутствовали: Молотов, Каганович, Ворошилов Шкирятов, Зимин, Овчинников, Плоткин и Пашинский. Был заслушан доклад Шкирятова о поездке в Вешенскую. Совещание длилось с 14 ч. 50 мин до 17.00.

(Писатель и вождь. М.: Раритет, 1997. С. 157. (Хроника встреч Шолохова со Сталиным); запись об этом совещании в журнале записей посетителей кабинета Сталина в Кремле хранится в АПРФ, ф. 45, оп. 1, д. 410, л. 20 об. — 21 об.)

1933, 4 июля

В том же составе (кроме Ворошилова) было продолжено обсуждение положения на Дону. В этот же день Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение «О Вешенском

районе». Постановление было зачитано на приеме 4 июля. М. А. Шолохов был приглашен на это прослушивание.

В постановлении говорилось, что главная ответственность за перегибы, — а именно за массовое изгнание колхозников из домов и запрещение другим колхозникам приютить на ночь изгнанных на улицу колхозников, — падает на крайком, который не принял своевременно мер для прекращения, не говоря уже о предупреждении этих перегибов.

«...ЦК считает, что совершенно правильная и абсолютно необходимая политика нажима на саботирующих хлебозаготовки колхозников была искривлена и скомпрометирована в Вешенском районе, благодаря отсутствию достаточного контроля со стороны крайкома»

ЦК ВКП(б) постановил наказать по партийной линии Зимина (второго секретаря крайкома), Плоткина и Пашинского (районные работники), Овчинникова (секретаря Ростовского горкома) (АПРФ, ф. 3, оп. 61, д. 549, л. 10).

После принятия этого постановления ЦК ВКП(б) определением Верховного суда РСФСР от 7 июля 1933 г. приговор в отношении Пашинского и других лиц был отменен.

1933, 6 июля

М. А. Шолохов дает автограф на книге «Тихий Дон»: «Андрею Плоткину, другу перегибщику, на память о замечательном 1933 в Вешенском районе, а также о совместном пребывании в Москве и событиях, бывших за это время. VII. 33 г. Михаил Шолохов».

1933, 13 ноября

Письмо М. А. Шолохова П. К. Луговому об исключении из партии Красюкова, Корешкова и Плоткина, об аресте 300 колхозников, об обвинении колхозников со стороны крайкома в преступном севе 1932 года.

(Луговой П. С кровью и потом. Рост. кн. изд-во, 1991. С. 37—39.)

1933, ноябрь

Из письма М. А. Шолохова А. А. Плоткину:

«...Был в Москве, был на юге, черт знает, где не был. Месяц назад вернулся, по вчерашнее число работал совместно с кинорежиссером над сценарием по «Под<нятой> целине» — вот причина моего глубокого молчания. <...>

Я собираюсь на днях ехать в Москву. По возвращению сяду дописывать «Тих<ий> Дон». Книги мои переводят за границей, хвалят и там, но я не горжусь и не расту от этого.

Осенью убил еще одного дудака. Десятка три перевел вальдшнепов. Жду весну. Всю жизнь мы все чего-то ждем, да так и умираем, не дождавшись самого главного...»

(Шолохов М. А. Письма. М.: ИМЛИ РАН, 2003. С. 148—149; Автограф в РГАЛИ, ф. 1197, оп. 2, ед. хр. 6, л.л. 2—2 об.)

1934, 6 октября

Приезд М. А. Шолохова в Ростов-на-Дону, посещение Лензавода. Рассказ писателя об итогах работы I Всесоюзного съезда писателей — выступление с докладом «Литература — часть общепролетарского дела». Аудиторию составляли рабочие-ударники Лензавода и железнодорожного узла Ростова-на-Дону. Они обратились к М. А. Шолохову с просьбой написать о жизни старых рабочих. Писатель ответил: «Я рабочую жизнь знаю мало, а писать «на ура» не годится».

Из выступления: «...Я не хочу ограничиться пересказом того, что происходило на съезде писателей... Мне хочется, поскольку литература стала частью общепролетарского дела, говорить о литературе...

Дискуссия о литературном языке, развернувшаяся вокруг «Брусков» Панферова, со всей наглядностью показала и наши слабые стороны, обнаружила, что мы, писатели, в погоне за актуальной тематикой, желая отобразить нашу ярчайшую эпоху, зачастую пренебрегаем качеством наших произведений и даем недоброкачественную

продукцию. Горький совершенно справедливо спрашивал: почему если рабочий какого-либо предприятия работает плохо и дает бракованную продукцию, то это считается у нас преступлением, это клеймится в печати, порицается общественностью, почему же в отношении писателя, который выпускает продукцию плохого качества, мы ограничиваемся легкими критическими розгами — этаким наказанием, которое вообще для писателя является не особенно ощутимым?! Почему в отношении такого писателя, который может, но не хочет работать тщательно, мы не применяем более мощных средств воздействия?

А что такое мощные средства воздействия? Это ваш читательский полновесный голос, который будет заставлять писателя продумать тысячу раз один и тот же вопрос, думать над каждым оборотом фразы, думать над идеей и построением повести, романа, стараться, чтобы его произведение звучало во много раз сильнее, и будило, и звало на борьбу, и вдохновляло бы на дело доблести, чести и геройства. Я думаю, что ваш голос, рабочих-читателей, будет, несомненно, решающим голосом в таких делах...»

Из корреспонденции в «Большевистской смене»: «Вечером Лендворец был украшен огромнейшим транспарантом, протянутым через весь фронтон здания. Ярко горели слова: «Привет тов. Шолохову — ударнику советской литературы, инженеру человеческих душ». Давно уже Лендворец не видел такого количества гостей. Один из крупнейших зрительных залов Ростова был переполнен» («Большевистская смена» (Ростов-на-Дону). 1934, 8 октября; Фоторепродукция: М. А. Шолохов на Лензаводе // Михаил Шолохов. Жизнь и творчество. Дет. лит., 1975. С. 15).

Г. И. Кочетов: «...Когда вышла в свет книга «Поднятой целины», все мы увидели, что председатель колхоза Семен Давыдов — это наш председатель Плоткин Андрей Аронович, а колхоз «Гремячий Лог» — это наш Лебяжинский колхоз имени Буденного. <...>

Довелось мне присутствовать на общем колхозном собрании по поводу вручения колхозу акта на вечное пользование землей. Там с речью выступил Шолохов. Собрание проходило в Лебяжьем, вблизи школы, на открытом воздухе. На собрание были свезены колхозники из шести хуторов. Выступая перед колхозниками, М. А. сказал: «Вам сегодня вручается акт на вечное пользование землей. Берегите землю, как бесценный дар природы. Земля кормит вас, обувает и одевает. Собирайте высокие урожаи всех сельскохозяйственных культур. Создавайте богатство для себя и страны...»

Обычно М. А. приезжал на машине в колхоз. Оставлял ее во дворе правления, а сам садился на линейку запряженных лошадей, и вместе с Плоткиным объезжали бригады. Каждый раз, когда приезжал к нам в бригаду М. А., его приветливо встречали казаки. Он угощал их папиросами, много шутил, расспрашивал о новой жизни. Сам брался за чапиги плуга и на пахоте обходил целый круг, а потом говорил: «Тяжела матушка-землица!.. Берегите быков!» Уезжал от нас всегда в хорошем настроении...» (Кочетов Г. И. Он был правдоборцем // «Молот». 1989, №№ 88—89, 15 апреля. С. 5).

1945, 16 февраля

Пишет ответное письмо А. А. Плоткину, в котором сообщает об общих знакомых — Луговом, Логачеве, Лимареве, Красюкове.

«...Меня из армии пока еще не отчисляют в запас, но с некоторых пор нахожусь в т<ак> н<азываемом> творческом отпуску, работаю над романом. Словом, тружусь.

В марте, вернувшись с 3-го Белорусского фронта, забрал семью (она зимовала в Москве) и переехал в Вешенскую. ...Кудашев В. погиб в 41 г.

Многих нет и в литературе, и в жизни, но тут уж ничего не поделаешь.

Не думаешь ли бросить свое директорство и переехать на Лебяжий? Я лично был бы рад видеть тебя в наших краях, да и колхозники о тебе вспоминают частенько. Собирайся-ка к весне, да и махай в родные края, что ты на это скажешь?..»

(Шолохов М. А. Письма. М.: ИМЛИ РАН, 2003. С. 241—242.)

В Летописи события описываются кратко. И тем, кто хочет узнать больше о первой встрече писателя и его героя, об истории поездки Плоткина на приём к Сталину, следует обращаться к другим источникам. Например, к книге Андрея Воронцова «Шолохов», в которой полухудожественно-полудокументально рисуется образ прототипа Давыдова. И не всегда светлыми красками. Цитируем Воронцова:

«Председателем Вешенского колхоза, к немалой растерянности казаков, был назначен молодой еврей, «двадцатипятитысячник» Або Аронович Плоткин, бывший механик речного пароходства. Взялся он за дело по-большевистски энергично, сдал государству все излишки хлеба, едва не разбазарив семенной фонд. Когда же на носу оказалась новая посевная, пришлось ему схватиться за голову. На хозяйственные нужды требовались деньги, а где ж их взять? Хлебных излишков не продавали, колхозная касса пуста. Государство обещало кредиты, да так и не дало. А Плоткину из райкома — план посевной кампании и разнарядку на урожай. Было от чего схватиться за голову: ведь о ней, родимой, в случае срыва посевной шла бы речь! Колхозники посмотрели на потерявшегося «Ароныча», посоветовали: «Сходи к Шолохову. На соседней улице живет. Он человек простой, последним поделится».

Плоткин пошел. Шолохова он не читал, видел его впервые — вышел к нему молодой парень небольшого роста, стройный, по-военному ладный, с трубкой в зубах. На гостя он смотрел прищурившись, с некоторым удивлением.

— Або Аронович Плоткин, председатель вашего колхоза имени Буденного, — осклабив щербатый рот, представился тот.

В глазах у Шолохова появились смешинки.

— Шолохов Михаил Александрович, — сказал он, пожимая гостю руку. — Не сочтите вопрос за бестактность: а что это у вас за редкое имя такое?

— Толком не знаю, — пробормотал Плоткин. — Праздник вроде такой — Девятая Аба… Еврейский, — добавил он, почему-то при этом подмигнув.

- Религиозный, вероятно? Так-так. Ну и у нас имена из святцев. Только звучит ваше имя уж слишком непривычно для здешних мест: «Аба», «Баба»… Готовая рифма для частушки. Вам бы представляться, к примеру, Андреем. Вы не позволите мне называть вас так?

— Пожалуйста, — сказал удивленный Плоткин.

— Вот и славно. Хоть и в социализме, как говорится, несть ни эллина, ни иудея, а все ж таки здесь не город. Казаки — охальники, им только дай повод позубоскалить. А у вас — авторитет.

— Уже зубоскалят, факт, — оживился Плоткин. — Анекдот сочинили: «Вошел еврей в баню и напугал казаков обрезом».

Михаил захохотал, едва поймав выпавшую изо рта трубку.

— Казаков?.. Обрезом?.. Ну, охальники!

— Такие дела, — сказал довольный Плоткин — видимо, любитель анекдотов. — И кто ж сочинил? Свои — факт! Помылся в бане с активистами…

Михаил снова засмеялся. Сидящая здесь же Мария Петровна густо покраснела: она, очевидно, только сейчас уяснила смысл соленого казачьего каламбура.

Михаил ценил шутку: он и час времени, проведенный за пустой болтовней, не считал потерянным, ежели попотчевал его собеседник стоящей остротой. Он, посмеиваясь, пригласил новонареченного Андрея за самовар, выслушал его просьбу.

— О чем разговор? Конечно помогу! — воскликнул он, хлопая Плоткина по костлявой спине. — Колхоз — дело общее! Покрыть все ваши расходы я, конечно, не в состоянии, ибо вовсе не миллионер, как утверждают некоторые в Ростове-папе и в Москве-маме…

— «Мама» — это Одесса, — поправил его Плоткин. — Факт.

— Что? A-а… В Одессе, наверное, тоже, — усмехнулся Михаил. — Так вот: дам, сколько смогу, уж не обессудьте…

— Вы не беспокойтесь: мы все вернем, как получим кредит!

— Да я не беспокоюсь — не на водку даю, на дело. Когда отдадите — тогда отдадите. Кредит беспроцентный и бессрочный. Только и у меня будет к вам просьба…

— Пожалуйста, — с готовностью отозвался Плоткин.

— Просьба не личная. Вы вот было обобществили у народа мелкий скот и птицу, а потом разобрались, что это перегиб, вернули… Так?

Плоткин кивнул.

— Но как-то так получилось — вероятно, случайно, — что забрали вы живность всю, а вернули самую завалящую…

Або Аронович покраснел.

— Люди, говорят, ходят на колхозный двор, просят назад своих кур и козочек, а им отвечают: «Нет, это наши, колхозные звери, а ваших, кулацких, вам уже отдали». Но ведь каждая хозяйка свою живность до малейшей подпалины на шерсти и до зубца на гребешке знает. Нельзя ли восстановить справедливость?

— Восстановим — факт, — опустив глаза, сказал Плоткин. — Вот только среди коз падеж начался…

— А это потому, что коза — животное деликатное, ей тот же корм, что и лошади и корове, давать не годится! А у вас на общественном базу не делают различий, чтобы хлопот меньше было! Вы вот спросите у Анастасии Даниловны или Марии Петровны — они вам скажут, чем кормить козу! И как доить ее — тоже, а то у вас такие скотницы, которые сами коз отродясь не имели, — посмеивался Михаил, вручая гостю пачку ассигнаций.

— Расписку? — предложил председатель.

— У отца моего, покойника, этих расписок за гражданскую скопилось — ужас! И от красных, и от белых, и от серо-буро-малиновых. Не только что сортир можно ими обклеить, но и полкуреня! Он их мне в наследство оставил, так что мне новых не надо.

На том, пошучивая, и расстались.

Чекистские методы явились дурным примером для станичных активистов. «Андрей» Плоткин, один из прототипов Семена Давыдова, переброшенный к тому времени из Вешенского колхоза в Наполовский, при допросе заставлял человека садиться на раскаленную лежанку. Когда несчастный кричал, что не может сидеть, печет, под него лили из кружки воду, а потом выводили «прохладиться» на мороз и запирали в амбар. Одного единоличника остроумный Або Аронович заставлял стреляться: давал в руки наган и приказывал: «Стреляйся, а нет — сам застрелю!» Тот начал спускать курок (не зная того, что наган разряженный) и, когда щелкнул боек, упал в обморок. В Верхне-Чирском колхозе комсодчики последовали примеру Плоткина: ставили допрашиваемых босыми ногами на горячую плиту, а потом избивали и выводили босых на мороз».

 

Воронцов, А. В. Шолохов / А. В. Воронцов. – Режим доступа : https://www.rulit.me/books/sholohov-read-351900-122.html

К сожалению, в Летописи ФЭБ после 1945 года записи об А. А. Плоткине больше не встречаются. Но дружба писателя и прототипа его героя на этом не закончилась, и они ещё встречались многократно, когда Шолохов приезжал в Ленинградскую область – именно там обосновался Плоткин.