«И впредь шуметь его глаголам». Отечество нам – Царское село

Психологи утверждают, что жизнь человека делится на неравнозначные части. Для него детство и юность всегда более реальны, чем остальная жизнь, и сколько бы он не прожил, они будут занимать в его памяти и душе большее место, чем молодость и зрелость. Поэтому мы решили немного задержаться на лицейских годах Александра Сергеевича и поделиться текстом беседы «Отечество нам – Царское село», подготовленной Еленой Сергеевной Коротковой к Дню лицея.

 

ОТЕЧЕСТВО НАМ - ЦАРСКОЕ СЕЛО

беседа

Составитель: Елена Сергеевна Короткова 

Когда-то на окраине Афин близ храма Аполлона Ликейского существовала школа, основанная великим философом прошлого Аристотелем. Она называлась Ликеем или Лицеем. 19 октября 1811 года учебное заведение под этим же названием открылось в Царском Селе, близ Петербурга. И, наверно, его создатели надеялись, что Царскосельский Лицей в чем-то станет преемником знаменитой школы древности, о которой здесь, в Царском Селе, напоминала прекрасная парковая архитектура.  

Автор проекта создания Лицея М.М.Сперанский видел в новом учебном заведении не только школу для подготовки образованных чиновников. Он хотел, чтобы Лицей воспитал людей, способных претворить в жизнь намеченные планы преобразования Российского государства.

На должность директора Лицея был назначен чиновник архива коллегии Иностранных дел Василий Федорович Малиновский.

На первый, пушкинский курс, было принято 30 лицеистов.

Обучение длилось шесть лет и приравнивалось к университетскому. Первые три года - так называемый начальный курс - изучались предметы старших классов гимназии. Три последующих года - окончательный курс - содержал основные предметы трех факультетов университета: словесного, нравственно-политического и физико-математического.

19 октября, утром, в тихом живописном Царском Селе, во дворцовом флигеле, произошло торжественное открытие Лицея. После молебна в придворной церкви лицеистов, 10–14-летних мальчиков, одетых в новую парадную форму – в синие мундиры с красными воротниками, шитыми серебром, в белые брюки и высокие ботфорты, – ввели в большой лицейский зал. Между колонн стоял стол, покрытый красным сукном с золотой бахромой. На столе лежала «Высочайшая грамота» – указ царя об открытии Лицея.

Лицеистов выстроили в три шеренги справа от стола. Вместе с ними встало их взволнованное начальство: директор, инспектор, гувернёры, – а напротив, лицом к ним, выстроились лицейские профессора и чиновники.

В торжественной тишине чиновник из министерства народного просвещения тонким, дребезжащим голосом прочитал указ об открытии Лицея и устав Лицея, в котором говорилось, что в этом «новом святилище наук» телесные наказания запрещаются. Это было необыкновенно и ново, потому что в те годы во всех учебных заведениях школьников секли розгами самым унизительным образом.

Потом директор Лицея, держа в дрожащих руках длинный лист бумаги, невнятно и робко прочитал скучную, длинную речь. Но вот следом за ним к столу смело, с достоинством вышел молодой профессор политических наук Куницын. Он не читал свою речь, а говорил уверенно, громко, обращаясь не к царю, а к лицеистам. Он призывал их к славе, к служению отечеству, народу, к честному выполнению долга гражданина и воина.

В его речи не было и тени раболепства, он ни разу не упомянул имени царя. Это тоже было необыкновенно. Все ораторы обычно призывали своих слушателей к служению прежде всего царю, а потом уже отечеству, народу. Куницын смело нарушил этот обычай. И это глубоко взволновало лицеистов и запало в их души на всю жизнь.

Через 25 лет, за три месяца до своей трагической смерти, Пушкин в день 19 октября, в «Лицея день заветный», вспоминал о речи Куницына и только о ней как о большом событии в день открытия Лицея.

Лицеисты с восторгом слушали смелую речь Куницына и смотрели на него, как на человека необыкновенного. И он действительно оказался необыкновенным человеком. В течение шести лет он был их любимым профессором. Он воспитал в них чувство чести и независимости, стремление к свободе, ненависть к тирании и рабству.

«Он создал нас, он воспитал наш пламень.

Поставлен им краеугольный камень,

Им чистая лампада возжена...» – писал о нём Пушкин в 1825 году в ссылке, в Михайловском, в стихотворении, посвященном четырнадцатой годовщине открытия Лицея.

Вечером, когда царь и важные гости уехали, лицеисты переменили парадную форму на будничную и вышли гулять. На улице лежал пушистый, рано выпавший снег. Вокруг Лицея горели плошки. При свете этой пышной иллюминации лицеисты бросились играть в снежки, забыв о том, что они будущие «столпы отечества».

Торжество кончилось. Начались школьные будни.

Как во всех закрытых учебных заведениях, жизнь в Лицее шла по строго установленному порядку. У каждого лицеиста была своя комната. В комнате железная кровать, комод для белья, конторка, стул, стол для умыванья. На конторке чернильница, гусиные перья, подсвечник, щипцы, чтобы снимать нагар с сальной свечи.

Интересно, что Пушкин в годы пребывания в Лицее воспринимал его как «монастырь» - учащихся не отпускали из Лицея, лишь в особых случаях – и мечтал о свободе, которая наступит с окончанием обучения.

Лицеисты вставали рано – в шесть часов утра, – одевались при свечах и сбегали с четвёртого этажа вниз по лестницам в зал на молитву, потом шли в класс, учились с семи до девяти часов, пили чай в столовой и шли на прогулку. С десяти до двенадцати снова учились, обедали, снова гуляли и снова учились. Вечером, в половине девятого, ужинали и до десяти часов занимались всяк своим делом: одни читали в библиотеке журналы и книги, другие бегали по залу, играли в мяч, третьи в тихом углу рассказывали смешные и страшные истории. В десять часов расходились по комнатам и ложились спать. Длинный сводчатый коридор четвёртого этажа погружался в тишину и во мрак. Только тускло горели ночники, да дежурный дядька уныло шагал из конца в конец. 

Лицей считался высшим учебным заведением. Лицейское начальство и профессора смотрели на лицеистов, как на взрослых студентов и предоставляли им большую самостоятельность и свободу. В классы на лекции они могли являться по своему усмотрению. Кто хотел учиться, тот учился, а кто не хотел, мог предаваться лени.

Учебная программа Лицея была очень насыщенной и разнообразной: в первое трёхлетие изучались российский, латинский, французский и немецкий языки, основы закона Божия, нравственной философии и логики, арифметики, алгебры, тригонометрии, физики, история российская и иностранная, география, хронология, риторика и, наконец, изящные искусства, соединённые в один отдел с «гимнастическими упражнениями».

В программе окончательного курса, кроме перечисленных предметов, имелись ещё 15 предметов.

В Лицее преподавались не только предметы, важные для государственной службы, но и «для благовоспитанного юноши необходимо нужные». Молодой дворянин обязательно должен был уметь рисовать, играть на каком-нибудь музыкальном инструменте, ездить верхом, танцевать, владеть шпагой. Всем перечисленным видам искусства и гимнастическим упражнениям в Лицее уделялось должное внимание, но, пожалуй, особенно охотно воспитанники занимались рисованием. Этот предмет был в расписании на протяжении всех шести лет обучения, к тому же рисовали лицеисты не только на уроках, но и в часы досуга.

Одно из любимых занятий лицеистов - собрания, на которых каждый обязан был что-нибудь рассказать - выдуманное или прочитанное. Постепенно запас стихов, рассказов, эпиграмм увеличивался, - их записывали. Создавались рукописные журналы, и росли лицейские поэты, дружески соревнуясь между собой. А с 1814 года их поэтические опыты стали появляться на страницах российских журналов.

Литературными учителями юного Пушкина были не только Вольтер и другие знаменитые французы, но и еще больше Жуковский, Батюшков.

Несомненное воздействие на Пушкина оказал также и Державин. Очевидным образом его воздействие проявилось в известном стихотворении лицейской поры «Воспоминание в Царском селе». Сам Пушкин так вспоминал о своем чтении этого стихотворения на торжественной церемонии экзамена в присутствии Державина: «Державин был очень стар. Он был в мундире и в плисовых сапогах. Экзамен наш очень его утомил. Он сидел, подперши голову рукой. Лицо его было бессмысленно, глаза мутны, губы отвисли; портрет его (где представлен он в колпаке и халате) очень похожи. Он дремал до тех пор, пока не начался экзамен в русской словесности. Тут он оживился, глаза заблестели; он преобразился весь. Разумеется, читаны были его стихи, разбирались его стихи, поминутно хвалили его стихи. Он слушал с живостью необыкновенной. Наконец вызвали меня.

Я прочел мои «Воспоминания в Царском Селе», стоя в двух шагах от Державина. Я не в силах описать состояние души моей; когда дошел я до стиха, где упоминаю имя Державина, голос мой отрочески зазвенел, а сердце забилось с упоительным восторгом… Не помню, как я кончил свое чтение, не помню куда убежал. Державин был в восхищении; он меня требовал, хотел меня обнять …. Меня искали, но не нашли».

Преподавателями Лицея, благодаря В.Ф.Малиновскому, были молодые, образованные, увлечённые люди. Профессорско-преподавательский состав был свободен в выборе методов своей работы. Однако при этом строго соблюдался главный принцип обучения – лицеисты не должны были находиться в праздном состоянии. Занятия должны были вестись так, чтобы никто из воспитанников не отставал в учебе. Профессора, адъюнкты и учителя не переходили к отработке нового материала, пока все лицеисты не усвоили предыдущий.

Принятый в Лицее режим дня был тщательно продуман. После раннего подъема, повторение уроков, затем учебные занятия. время для отдыха и  прогулки с обязательными гимнастическими упражнениями: летом – купание, зимой, «окрылив ноги железом», по выражению А.Пушкина, – катание на коньках. Одиннадцатимесячный учебный год прерывался лишь в июле, но даже в каникулы воспитанники оставались в Царском Селе. Родным разрешалось посещать Лицей в праздничные и воскресные дни.

«Во все шесть лет нас не пускали

Из Царского Села домой.

Родители нас навещали,

Роптали мы, но, Боже мой!

Все толки скоро прекратились,

И мы порядкам подчинились.

Я не забуду свой сюртук,

И статского покроя брюк,

И, если вспомнить без утайки,

Все были, но на долгий срок,

Одеты с головы до ног.

И куртки, бланжевой фуфайки,

Как и ночного колпака,

Клянусь, я не забыл пока».

В ту пору учащиеся многих учебных заведений имели свои девизы, но вряд ли у кого из них был девиз гуманнее и благороднее, чем тот, который избрали лицеисты пушкинского курса, – «Для Общей Пользы».

9 июня 1817 года состоялся выпуск лицеистов тихо, скромно, без тени той торжественности, с которой шесть лет назад открылся Лицей. Директор прочитал короткий отчёт о шестилетнем обучении лицеистов. Так же коротко царь поблагодарил его и весь лицейский штат. Лицеисты хором спели прощальную песню, сочинённую Дельвигом, и выпускной акт кончился. Впереди лицеистов ждала взрослая жизнь.

В течение 32 лет существования Императорского Лицея в Царском Селе (с 1811 по 1843 годы) это привилегированное учебное заведение окончили 286 человек.

В его стенах в разное время учились: выдающийся писатель-сатирик М. Е. Салтыков-Щедрин, философ, историк Н. Я. Данилевский, составитель «Словаря русского языка» академик Я. К. Грот.