Его читает весь мир. Ольга Бахтиярова «Михаил Шолохов. С пером, удочкой и ружьём»

 

О пристрастии Михаила Александровича к охоте и рыбалке известно всем. Но, как правило, это знание ограничивается двумя-тремя фактами. Поэтому нам кажется полезным, познакомить вас с хорошей статьёй на эту тему, освещающей эту сторону жизни писателя.

Ольга Бахтиярова

Михаил Шолохов. С пером, удочкой и ружьем

Для Михаила Александровича Шолохова охота и рыбалка были любимым отдыхом. Общение с природой, встречи с интересными людьми, разговоры в непринужденной обстановке обогащали писателя, дарили ему незабываемые впечатленияДля Михаила Александровича Шолохова охота и рыбалка были любимым отдыхом. Общение с природой, встречи с интересными людьми, разговоры в непринужденной обстановке обогащали писателя, дарили ему незабываемые впечатления.

После одной из таких встреч, которая состоялась весной 1953 года, когда Шолохов с женой охотились на уток недалеко от станицы Букановской, был создан замечательный рассказ. Беседа с незнакомым шофером у переправы через разлившуюся речушку Еланку тронула душу писателя. Вернувшись домой, он сказал Марии Петровне: «Хороший рассказ напишу… Интереснейшая судьба…» В последнем номере газеты «Правда» 1956 года и первом номере 1957 года был опубликован рассказ «Судьба человека». Это стало настоящим событием.

Шолохов любил выезжать на Дон, Хопер, озеро Островное. Нередкими были и дальние поездки в Западный Казахстан, который занимал особое место в жизни писателя: здесь жила семья Шолохова в эвакуации во время войны, здесь он получил известие о присуждении ему Нобелевской премии.

Шолохов редко рыбачил или охотился один. У тех, кому довелось быть в те минуты рядом с писателем, остались неизгладимые впечатления.

Михаил Александрович был удивительно обаятельным человеком, он располагал к себе своей скромностью, добротой и отзывчивостью. Беседовать с ним было легко и просто. Шолохов был немногословен, больше слушал собеседника, чем говорил сам. Порой любил просто посидеть молча, задумчиво устремив взгляд куда-то вдаль.

Шолохов на охоте и рыбалке

Будучи опытным рыбаком и охотником, Михаил Александрович хорошо разбирался в тонкостях этих занятий. Он знал повадки птиц и зверей, рыбные места, был хорошим стрелком, отлично стрелял влет, сам снаряжал патроны.

Любимыми удочками Шолохова были самодельные, березовые – обычные удочки, которыми пользовались все рыболовы на Верхнем Дону. Бамбуковые удилища появились позднее, ими ловили сыновья и гости Шолохова.

Лодка, на которой Шолохов рыбачил или охотился, была типичной казачьей лодкой-плоскодонкой, характерной для Верхнего Дона. Она была осмолена и окрашена в «защитный», зеленый цвет.

Рыбалка и охота были общим увлечением семьи. Жена писателя Мария Петровна тоже хорошо стреляла, была заправским рыболовом и порой ловила на удочку сазанов больше, чем Михаил Александрович.

Выезжали на охоту или рыбалку зачастую на несколько дней или даже недель. Это были своеобразные экспедиции, и готовились к ним основательно. К сборам привлекалась вся семья, готовили наживку, приваду, шнуры, садки, подсачки. Подсачки, которыми пользовался Михаил Александрович, были тоже самодельные.

Характерно, что во время поездок на природу Михаила Александровича никогда не раздражала плохая погода. Однажды, когда во время охоты в Казахстане несколько дней в степи бушевала «непогодушка», он напомнил своим спутникам слова Некрасова:

Благо тому, кто предастся во власть
Ратной забаве: он ведает страсть,
И до седин молодые порывы
В нем сохранятся, прекрасны и живы,
Черная дума к нему не зайдет,
В праздном покое душа не заснет.

И добавил: «Так что не впадайте в хандру. Помните: наш лозунг – «не унывать».

Гостеприимный хозяин

Тихон Андреевич Логачев, работавший до войны председателем Вешенского райисполкома и долгие годы друживший с писателем, вспоминал, как однажды во время рыбалки на Дону клюнул очень крупный сазан и удилище буквально согнулось дугой. Чтобы оно не сломалось, Михаил Александрович бросил его в реку, и, сев вместе с Логачевым в лодку, они бросились догонять удочку с рыбиной. Сазана удалось подсачить и втащить в лодку. Он оказался здоровенным. Шолохов поднял его до плеча, а хвост до земли достигал. Пришлось связывать два садка, чтобы уместить улов. «Всю ночь сазан бушевал в садне, – вспоминает Тихон Андреевич. – Шолохов сердился, мол, спать не дает, окаянный».

Михаил Александрович никогда не отпускал своих гостей, пока они не порыбачат на Дону и не отведают донской ухи. По-братски, радушно и тепло встречал он в конце мая 1959 года группу датских писателей – Ханса Кирка, Эпсена Лонгбю, Ханса Шерфика, Эрика Хоскьера. Отведав ухи, сваренной на костре, датчане попросили добавки и признали, что казаки – очень гостеприимные люди, а донская уха – просто замечательная.

Шолохов очень любил Хопер, который невдалеке от своего впадения в Дон удивительно красив и живописен. Любимое место писателя – под вязами, в глубокой зеленой котловине на берегу реки, там, где мелководные перекаты с быстрым течением чередуются с глубокими, тихими заводями. Отсюда в дожди выезда нет, но Михаил Александрович смеялся: «С голоду не умрем – хлеб, сало, пшено и картофель у нас есть. И рыбы в Хопре хватает, как-нибудь поймаем».

Разбив палатку, писатель и его спутники запасали дрова для костра и начинали готовиться к рыбалке: спускали на воду лодку, разбирали и приводили в порядок удочки.

Ближе к вечеру, когда зной спадал, брались за удилища. В один из вечеров, как вспоминает Петр Гавриленко, клев был незавидный. Лишь Михаил Александрович поймал на уху «тройку сазанчиков-лопушков», судака и небольшого жереха. «Эти мне еще ихтиологи, – подтрунивал Шолохов над сыном Михаилом и его другом Женей, студентами биологического факультета МГУ, вернувшимися с пустыми руками. – Сазаны сами в руки лезли, а вы взять не сумели. Чему там вас в университете учат?» Когда наутро водитель Федор Пономарев поймал несколько сазанов, Михаил Александрович, хитро прищурив глаза и пряча улыбку, вновь подверг молодежь критике: «Настоящего рыбака сразу видно. Не то, что какие-нибудь там студенты-ихтиологи…»

Так уж случилось, что второй день рыбалки вновь для всей компании был неудачным. Только Шолохов вновь обеспечил всех ухой, поймав трех сазанов. «Ну, какие же из вас рыбаки? – укоризненно качал головой Михаил Александрович. – Даже на харч себе рыбы не поймаете».

Добродушное подшучивание над близкими и друзьями всегда было присуще Шолохову. Мимо наблюдательного глаза писателя никогда не проходили незамеченными смешные истории, случавшиеся с кем-либо из охотников.

Забавная история произошла с П.Гавриленко, который охотился вместе писателем в Приуралье. Однажды, когда Гавриленко стал целиться в перебегавшего дорогу зайца, Шолохов сказал: «Не стреляйте, это просто захудалый зайчишка». Зайца все же подстрелили, он оказался крупным, хорошо вылинявшим, упитанным. «Велико было мое удивление, – вспоминает журналист, – когда ранним утром, выйдя в сени, я увидел, что к хвосту русака привязан листик бумаги, на котором крупными печатными буквами выведено: «Не убивайте меня! Я старый больной заяц…»

Долго все недоумевали: когда же Михаил Александрович успел прикрепить «слезную грамоту» к заячьему хвосту? Потом на стол подали жареного зайца, нашпигованного салом и чесноком, Шолохов ел его с видимым удовольствием, лукаво улыбаясь, и наконец признал, что «заяц – прелесть». «Заячий автограф» Гавриленко бережно сохранил.

Однажды в степях Михаил Александрович подстрелил молодого волка. За волка полагалась премия, которую он поделил со своими товарищами по охоте. Супругам Бородавкиным «бригадир Шолохов» выдал справку «в том, что во время пребывания их в ст. Вешенской, они были приняты в охотничью бригаду, возглавляемую мной, — приняли в охоте самое деятельное, активное и экспансивное участие, и в результате этого был отстрелян молодой волк».

Пошлых анекдотов Шолохов не любил, а вот охотничьи байки, порой искусно выдуманные рассказчиками, признавал. Среди уральских знакомых писателя был такой мастер сочинять небывальщины. Обычно, желая посрамить краснобая, все начинали вышучивать его, а Михаил Александрович право на «творчество» поддерживал. Он считал выдуманные истории одним из атрибутов охоты.

Шолохову часто везло на охоте, и порой тогда, когда другие возвращались с пустыми руками, он приносил трофей. В один из таких дней Михаил Александрович уже в сумерках пришел с гусем в руках. «Плясать! Плясать!» – потребовал коллектив. Согласно уговору, тот, кто возьмет последнего гуся, должен сплясать. Писатель не возражал и довольно лихо прошелся в танце.

Однажды сын писателя Михаил за день взял трех серых гусей, а остальные охотники вернулись с пустыми руками. Удачливого гусятника стали качать. Михаил Александрович, довольный успехами сына, говорил: «За молодыми нам не угнаться… Помнишь, Мария Петровна, как в этих же местах несколько лет назад и тебя качали, когда на утренней заре ты взяла пару гусей, а мы все вернулись порожняком?» Мария Петровна улыбалась: «Как же, помню. Такое не забывается».

К неудачам на охоте Шолохов относился довольно спокойно, но все же был азартным охотником. Журналист Исаак Экслер в своем «Слове о Шолохове» вспоминает такой случай:

«…В самый разгар нашей беседы в комнату вбежала жена – Мария Петровна. «Скорее, скорее бери ружье!» – торопила она.

Шолохов не только мгновенно забыл обо всем, он даже как-то изменился в лице. Это был уже не писатель и не гостеприимный хозяин. Это был охотник. Схватив ружье, он выбежал вслед за женой – такой же азартной охотницей, как и он. Я в полном недоумении вышел на крыльцо. Меня сразу оглушил выстрел.

Шолохов стрелял в пролетавших над домом диких гусей. Одна подраненная птица упала в Дон. Шолохов быстро сбежал вниз, к лодке… Азартный, сам не свой – таким я его никогда не знал, – без шапки, Шолохов, захватив с собой собаку, уплыл за добычей…»

Шолохов всегда охотно отдавал свои трофеи, чтобы товарищ по охоте не возвращался домой с пустыми руками. Однажды, убив несколько стрепетов, он пошутил: «На одном из них ясно видна пометка «ППГ» (Петр Петрович Гавриленко) – видимо, вы с ним встречались, поэтому хочу предложить его вам». Гавриленко взял стрепета «взаймы», но, рассказывая о встречах с Шолоховым, честно признавался, что с этим долгом рассчитаться так и не удалось – охотничьи трофеи Михаила Александровича всегда были богаче.

За большой добычей Шолохов не гонялся. Гавриленко вспоминает, что за тридцать лет охоты с писателем только один раз они добыли за сутки шестнадцать гусей и казарок на пять человек. Уток и гусей тогда было в изобилии, а нормы отстрела дичи не было. И все же после этой охоты Шолохов, в раздумье покуривая, говорил: «И зачем так много… там, на озере, в азарте стреляешь и не можешь вовремя остановиться. А надо бы поскромнее…»

Уральские охотники удивлялись тому, что Шолохов, приехав за тысячу километров на озеро Челкар, не убил здесь сотни две гусей. Но он считал, что это не охота, а «бойня». «Непонятно, почему до сего времени нет строгих норм отстрела», – недоумевал писатель.

Михаил Александрович не любил жадных охотников. «Нельзя же все время безжалостно грабить природу, надо и честь знать!» – часто говорил он.

Однажды осенью писатель со своим пойнтером Адой отправился поискать в пойменных лесах Урала тетеревов, отстал от других охотников, и в той стороне, куда он удалился, никто не слышал звуков выстрелов. «По пути к машине, – вспоминал Петр Гавриленко, – я замечаю фигуру человека, сидящего на стволе поваленного бурей тополя… В руке – потухшая папироса. Сидит, глубоко задумавшись». В тот день Михаилу Александровичу удалось застрелить матерого тетерева. Крупный, иссиня-черный, с красными бровями и нарядным лирообразным хвостом, петух был очень красив. Мария Петровна сетовала: надо бы парочку… Но писатель возразил: «Хватит одного, я больше и не искал».

Отправившись в Кисык Камыше в урочище «Остров», охотничий заказник, Шолохов вернулся без трофеев. За ужином рассказывал: «Я смотрел и восхищался. Гуси летят над головой в пятнадцати-двадцати метрах, утки, кроншнепы тоже близко подлетают. Ружье лежит в стороне. Стрелять не хотелось – птицы, как в курятнике, к охоте не располагает… Перестрелять и съесть все можно, а потом потерянного не восстановишь…»

Как-то один чабан посоветовал писателю охотиться на гусей с верблюда, так как гуси животное близко подпускают. Охота, мол, будет намного добычливее, не надо будет сидеть долгими часами под копной или в мокром окопчике и ждать, когда на тебя налетит дичь. Шолохов покачал головой: «Это уже не охота, а промысел».

На озере Челкар

В Казахстане Шолохов охотился на уток, гусей, дроф, волков. Стрелял из дробового ружья и винтовки.

На охоте Михаил Александрович обладал завидным терпением. Обычно на поиски места кормежки гусей выезжали с восходом солнца. Гуси вереницей летели с озера Челкар за 30 километров на поля, с которых колхозники убрали овес, ходили по стерне, отыскивая метелки овса, ковырялись в кучах соломы, а некоторые просто сидели неподвижно, нежась на солнышке. Шолохов считал, что не следует пугать птиц, и наблюдал за ними издали.

Гуси, вдоволь наевшись, часа через два спокойно улетали на озеро, и к вечеру вновь возвращались на поле. К этому времени охотники подыскивали подходящее место для засидки.

В один из таких дней Михаил Александрович удачным выстрелом снял одного гуся. Второй гусь шел очень высоко, но Шолохов все-таки стал целиться. Спутники говорили: «Не стреляйте, безнадежно!» Но выстрел прогремел, и гусь, сложив крылья, камнем полетел вниз. Когда птица упала на землю, все стали поздравлять охотника. Михаил Александрович и сам был удивлен своей удачей. Он признался, что просто хотел проверить новое английское ружье, которое еще не брал на гусиные охоты.

Когда стали осматривать трофей, нигде не обнаружили следов дроби. Шолохов пошутил: «Может, он с перепугу от разрыва сердца умер». Только после того, как птицу ощипали, удалось обнаружить у нее в голове единственную дробину.

Братановский яр

В «экспедициях» писателю хорошо работалось. На левом берегу Урала километрах в шестидесяти по реке выше городка Чапаева есть живописное место – Братановский яр. Здесь стоит «Домик Шолохова» – небольшой, с зеленой крышей и пятью светлыми окнами, окруженный тополями и карагачами. С 1960 года ранней осенью, а иногда и летом в этом домике отдыхал и работал писатель.

Почему именно это место избрал Михаил Александрович? Он искал уединения, чтобы ничто не мешало работе, чтобы в тишине и покое можно было поразмышлять, всецело отдаться творчеству.

Урал издревле славится рыбными богатствами. Здесь водятся, кроме сазана, судака, жереха, щуки, леща, еще и осетр, севрюга, шип, а порой заходит из Каспия и богатырская белуга. В пойме Урала много озер и стариц, берега его покрыты лесом, где водятся тетерева, куропатки, утки, зайцы, лисы, дикие кабаны, косули и лоси. Можно и поохотиться, и полюбоваться на прекрасных животных.

В дни последних приездов в Приуралье Шолохов почти ежедневно часами просиживал с удочками на берегу Урала или на Бобровой старице, которая отличалась обилием рыбы. В этих местах водились крупные сазаны, судаки, сомы, щуки, лещи, караси, окуни. Каждый день писатель обеспечивал своих спутников свежей ухой.

Чтобы подцепить на крючок сазана, сильную и осторожную рыбу, нужны умение и опыт. Михаил Александрович часто возвращался с богатым уловом. Порой попадались сазаны в 10-12 килограммов.

Но бывали и неудачи. П.Гавриленко вспоминает рассказ Шолохова о том, как крупный сазан сорвался с крючка: «Удилище согнулось дугой… Пробую поднять рыбину, не удается – прет и прет… Потом вдруг леска сразу ослабла, удилище расправилось, сазан ушел… Ох, видно, и крупный же был! Не менее пятнадцати килограммов».

Эта история сильно взволновала писателя. На другой день он заявил: «Я хочу все-таки поймать этого сазана». Однако все старания были безуспешны. Через несколько дней на этом же месте какая-то крупная рыбина еще два раза оборвала у Шолохова прочную леску и ушла. «Вот окаянная, – разводил руками писатель. – Сразу бросается под затопленное дерево, обрывает там леску и уходит… Ничего не сделаешь!»

На Братановском яру писатель жил порой по полтора-два месяца. Много времени у него занимала работа над романом «Они сражались за Родину».

Работу над военным романом Михаил Александрович продолжал на Братановском и в другие годы. Часто, с утра проводив своих спутников на рыбалку или на охоту, Шолохов садился за письменный стол. «Я сегодня никуда…»

А порой в ненастный осенний день, когда плохая погода не располагает ни к прогулкам, ни к охоте, ни к рыбалке, писатель начинает собираться на озеро. Мария Петровна стала его отговаривать, а он замечает: «Там, на озере, хорошо думается…»

«Нобелевская землянка»

В Прикушумье, в глухой степи на берегу озера Жалтыркуль есть «нобелевская землянка» Шолохова. Именно здесь в 1965 году писатель получил известие о присуждении ему Нобелевской премии за роман «Тихий Дон». «Мы, как Пржевальский, жили в палатке в осенние холода», – вспоминал Михаил Александрович.

Телефонной связи с ним, конечно же, не было. За Михаилом Александровичем обком партии послал небольшой трехместный самолет. Писатель Николай Корсунов вспоминает: «С волнением ждем, когда выйдет новый нобелевский лауреат, первый коммунист, получивший эту международную премию. И он выходит — прежний, обычный, очень земной, дорогой наш Михаил Александрович. На нем теплая куртка, серые, грубого сукна, галифе, пыжиковая шапка, яловые сапоги с короткими голенищами. Работает телекамера, щелкают фотоаппараты. Сыплются поздравления. Михаил Александрович благодарит, отмахивается, отшучивается. Когда кто-то спрашивает, как охота, он, посмеиваясь, говорит: «Охота ничего, баранов едим...»

«Нобелевская землянка» была большой брезентовой палаткой, растянутой на открытом месте у заросшего камышом громадного озера. Вокруг неоглядная солончаковая степь, на озерных плесах покачиваются на волнах кряквы, шилохвости, нырки, поганки, вдали виднеются гусиные стаи и несколько красавцев-лебедей.

Дымит трубой походная кухня, в палатке тесно от брезентовых раскладушек. В центре стоит чугунка, в которой потрескивают дрова. Вокруг раскладного стола идут веселые воспоминания, звучат забавные истории.

«Нобелевские дни» были удачны для охоты. Мария Петровна с гордостью показывала большую серокрылую птицу журналисту «Правды» Юрию Лукину, приехавшему взять интервью у писателя: «Вот сегодняшний трофей Михаила Александровича! Первая казарка в этом сезоне. А наиболее удачлив у нас Саша, сын старший. Он уже и кабана добыл. Он у нас ох и проворный!»

Удачны эти дни были и для работы: Шолохову хорошо работалось над романом, над главой, в которой рассказывается о приезде генерала Стрельцова к брату Николаю на Дон. Эта глава, по словам писателя, давалась ему трудно. 

С тревогой о судьбе природы

Будучи увлеченным охотником и рыболовом, Михаил Александрович очень бережно относился к природе. Он считал, что писатели должны стать выразителями глубокой тревоги народа о судьбе природы.

Писатель постоянно заботился о преумножении донской фауны, обогащении ее новыми видами. При его содействии построены и зарыблены Меркуловский, Фроловский, Максаевский пруды, установлена защитная зона берегов Дона, создана Донская научно-исследовательская лесная опытная станция. Много помогал Шолохов в создании Вешенского лесоохотхозяйства, с организацией которого в донских лесах появились лось, косуля, олень, кабан, белка, ондатра, енот, бобр, фазан.

В хуторе Кружилинском вспоминают, как однажды в холодном ноябре 1968 года Шолохов принимал участие в спасении не успевших улететь на юг дроф, которых на Дону называют дудаками. Крылья птиц промокли и обледенели, стали тяжелыми, они не могли взлететь. Дроф переловили, накормили в теплом сарае, а когда крылья их подсохли, отпустили на волю.

Во многих выступлениях писателя звучала тревога об экологическом состоянии донского края. «Пропадает тихий Дон, ежегодно промышленные предприятия сбрасывают в него… до семи миллионов кубометров сточных вод. Азовский бассейн стоит перед угрозой полного истощения рыбных запасов уже в ближайшее время…»

Михаил Александрович первым поднял голос в защиту Байкала. На ХХIII съезде КПСС в 1966 году он требовательно говорил о необходимости запрета вырубки лесов вокруг этого уникального озера, призывал отказаться от строительства там целлюлозных предприятий, которые угрожают гибелью сокровищнице русской природы. «Боюсь, что не простят нам потомки, если мы не сохраним «славное море, священный Байкал», – страстно говорил писатель с трибуны съезда.

Был обеспокоен Шолохов и состоянием приуральских Камыш-Самарских озер. «Браконьеры губят их былую охотничью славу, – говорил Михаил Александрович в 1965 году секретарю Западно-Казахстанского обкома партии. – И с воздуха, и с земли, и с воды бьют, уничтожают дичь… Местные жители мне рассказывали, что в прошлом году два отпускника из Москвы, со знаменитого завода имени Лихачева, ежедневно отправляли посылки с засоленными дикими гусями. Шестьдесят штук отправили! Вдвоем!» Писатель возмущался, что гусей бьют ночью с лодок, ослепляя их светом фар, сайгаков расстреливают с вертолетов. Он предлагал открыть на Камыш-Самарских озерах заповедник или хотя бы заказник. «Неужели не научимся по-людски к природе относиться?!», – с болью восклицал Шолохов.

Шолохов всегда подчеркивал, что «будущие поколения станут судить о нас по тому, какое наследство мы им оставим». Но проблема охраны природы сегодня вновь остра, как никогда. И чтобы наши потомки могли в полной мере насладиться природными богатствами, следует последовать доброму совету Михаила Александровича, который говорил: «Надо еще переосмыслить наше отношение к земле, лесам, рекам, озерам, животному миру и принять неотложные, а где следует, и крутые решения по сохранению благ, дарованных нам природой».

Источник:

Бахтиярова, О. Михаил Шолохов. С пером, удочкой и ружьём / О. Бахтиярова //

Охотничий Двор.  2009. - №5.