Елизавета Николаевна Водовозова

17 августа 1844 года (180 лет назад) родилась русский и советский педагог Елизавета Водовозова.

Имя Елизаветы Николаевны Водовозовой (1844—1923) современному читателю знакомо, пожалуй, лишь по книге ее воспоминаний «На заре жизни». И сегодня воспоминания эти не обойдет вниманием не только историк-профессионал, но и любой читатель, в какой-либо мере интересующийся жизнью России в середине прошлого века, в особенности же повседневным бытом тогдашней «глубинки», русской провинции — помещичьим и крестьянским.

Детство Елизаветы Цевловской (Водовозова — ее фамилия по мужу) прошло в небогатом имении на Смоленщине.

Отец ее был, для своего круга, человеком необыкновенным — не только из-за блестящей образованности и любви к искусствам, но и из-за поражавшего окружающих мягкого, гуманного отношения к своим и чужим «крепостным душам». Он рано умер (Елизавете, младшей дочери, было тогда всего четыре года). Но когда перечитываешь посвященные ему страницы воспоминаний дочери, задумываешься невольно, какими неведомыми путями, как рано и неуклонно действует на детскую душу духовная сила и нравственное достоинство взрослого.

Воспоминания эти не воссозданы впоследствии по рассказам других, — в них чувствуется живое, непосредственное восхищение ребенка качествами близкого человека; хотя крохотная девочка и знать не знала, конечно, что качества эти имеют название — смелость, честность, гуманность.

Вспоминая своё детство, Водовозова писала:

«В других помещичьих семьях дети росли, как сорная трава. Они бродили по дому без всякого дела или бегали целый день по двору. В помещичьих семьях вообще довольно мало думали о детях. Близости между детьми и родителями почти не бывало. Поутру дети подходили "к ручке" родителей и желали доброго утра, после еды опять целовали ручку и благодарили за обед или ужин. Прощаясь перед сном, желали друг другу спокойной ночи. Вот и все, чем обменивались за день родители, дети, гувернантки и няньки должны были строго следить за тем, чтобы дети не докучали старшим. За каждый пустячный проступок детей награждали подзатыльниками, стегали плеткой, секли розгами».

«Даже в богатых помещичьих домах под спальни детей отводились самые темные и невзрачные комнаты. Форточек в комнатах не было. Спертый воздух очищался только топкой печей. Духота в детских стояла ужасная; всех маленьких детей старались поместить в одной-двух комнатках, и тут же, вместе с ними, на лежанках, сундуках или просто на полу, подостлав себе что попало из хлама, пристраивались на ночь мамки, няньки и горничные. Дети спали на высоко взбитых перинах. Перины эти никогда не сушились и не проветривались. Зимой по месяцам детей не выводили на улицу, никто не имел понятия о том, что свежий воздух необходим для здоровья».

Когда девочка подросла, ее, стараниями влиятельных родственников, поместили в Смольный институт. Привилегированное это заведение должно было давать дворянским девицам образование, «соответствующее их званию и будущему образу жизни». Так оно и было — за вычетом того, что образование, даже по тому времени, оказывалось ничтожным, а представления о жизни — исковерканными до последней степени.

Нравы Смольного, в которых диковинно соединялись казарменная строгость, монастырское лицемерие и приторная чувствительность, Е. Н. Водовозова описывает едко, с иронией. Тому есть причина: Лиза Цевловская была пансионеркой живой, любознательной, своенравной и потому отнюдь не примерной. Но одного лишь ребяческого протеста было, конечно, мало, чтобы в молодой душе сложилось что-то истинное и прочное. Помогла счастливая встреча с человеком, поистине замечательным. Этим человеком был Константин Дмитриевич Ушинский.

Любое настоящее воспитательное влияние начинается с действия личности воспитателя. В наполненных сентиментальным вздором, сословными предрассудками и самыми дикими понятиями о жизни головках «смолянок» вряд ли можно было видеть благодатную почву для блистательных идей великого педагога; Водовозова признается, что многое из того, что он говорил, они поначалу просто не понимали. Но огненное обаяние его личности не оставляло безучастными даже самых последних зубрил и тупиц. В «гражданской войне», которая началась в институте с приходом Ушинского, Водовозова безоговорочно была на стороне «партии нового». Главное же, недолгие несколько месяцев занятий под руководством нового инспектора преобразили смутные бунтарские порывы юной воспитанницы в осознанное, четкое стремление к трудовой, дельной, самостоятельной жизни.

После выхода из Смольного Водовозова, естественно, находит свое место в кругу разночинной интеллигенции. Она начинает выступать в печати по вопросам воспитания и «женскому вопросу». В конце 60-х годов она приступает к работе над главным своим педагогическим сочинением «Умственное и нравственное воспитание детей от первого проявления сознания до школьного возраста». Книга эта, бесспорно, была одним из самых популярных и значительных руководств по дошкольной педагогике (с 1871 по 1913 год она выдержала семь изданий). Многое в ней Водовозова неоднократно перерабатывала и дополняла, стараясь не отставать от новых педагогических идей и веяний. Но не будет ошибкой сказать, что суть этой работы, ее основное направление определены общественной и педагогической атмосферой 60-х годов.

Эпоха 60-х годов, ознаменованная, в области воспитания, выступлениями Ушинского, Пирогова, Добролюбова, Писарева, была одной из самых важных в развитии нашей национальной педагогики. И не только в теоретической сфере — она памятна и важными практическими опытами — часто недолгими, поневоле прерывавшимися, но бесследно не прошедшими. Относится это и к сфере воспитания семейного.

Водовозова так писала об этом: «Основная идея воспитания 60-х годов — раскрепощение детской личности, признание ее прав на известную самостоятельность, необходимость свободно высказывать свои суждения, всестороннее умственное и нравственное развитие ребенка и требование от родителей гуманного внимательного отношения к нему.

И естественно, в книге Водовозовой отразились не только теоретические достижения педагогики 60-х годов, но и живой, непосредственный опыт новой, трудовой, разночинной семьи.

Может показаться, что Е. Н. Водовозова с слишком уж «взрослыми» требованиями подходит к малышам; имеем ли мы основания, к примеру, ставить столь серьезные задачи хотя бы перед детской неокрепшей волей? Здесь, конечно, отразился рационалистический дух 60-х годов, вера в верховенство разума, даже и в ранние годы человеческой жизни. Но заметим здесь еще и мысль о чувстве ответственности, о необходимости воспитания его с самой первой поры — и ее вряд ли мы будем оспаривать. Применим же подобный подход и к другим советам, высказываемым автором; будем рассматривать их не как руководство, а как «обмен опытом» — и в этом опыте, без сомнения, найдется немало полезного и для нас.