Печальная дата в истории казачества. Продолжаем осмысление

 24 января 1919 года был подписан декрет Совета народных комиссаров «Об отношении к казачеству», ставший поводом для массовых репрессий против казаков. В День памяти жертв политики расказачивания, мы предлагаем познакомиться с выдержками из научных статей учёных Волгограда и Калмыкии, попытаться осмыслить произошедшее 103 года назад.

«Проблематика расказачивания сегодня превратилась из исторически сложной и недостаточно исследованной темы в политическую конъюнктуру и даже более того - в проверочный тест на личностную лояльность исследователя к казачеству («Так Вы признаете геноцид казачьего народа?!»). Какое 6ы то ни было отрицание расказачивания, хоть частичное, сразу же воспринимается в штыки, и ничего слышать не хотят от тебя, если начинаешь делиться своими сомнениями по поводу отдельных исторических сюжетов. Дальше все больше и больше, уже запущена. в качестве понятийного тождества связь расказачивания с геноцидом казачества, то есть результат расказачивания оказывается заранее известным - он выражается в осуществлении геноцида казачества. На такую однолинейность исторических трактовок отреагировал в своей рецензии на монографию Н.Н. Лысенко о геноциде казачества известный ростовский исследователь А.В. Венков, стремясь по достоинству оценить громадную проделанную работу и весьма критично указать автору на допущенные им просчеты. Действительно, если раньше в условиях явной недостаточности информационной платформы для анализа политики расказачивания убедить общественность стремились хотя бы двумя-тремя фактами, то в настоящее время зачастую все чаще и чаще оказывается достаточно политической риторики, ведь ключевые события общеизвестны широкой аудитории. Нас откровенно пугает нежелание даже части профессиональных исследователей разобраться в исторических деталях, глубже вникнуть в историю непростого вопроса, отойти от одналинейного восприятия социального процесса расказачивания, когда только лишь советский период истории полностью или частично подается как расказачивание. Факт принятия и содержание директивы о расказачивании (письмо Оргбюро ЦК РКП(б) от 24 января 1919 г) служат основанием для экстраполяции этого исторического негатива и действительно трагического сюжета из истории казачества по крайней мере на два последующих десятилетия: «Политика расказачивания, начатая большевиками в 1919 году, не завершится ни в 20-е, ни в 30-е годы ХХ века. Казаков вычеркивали из жизни уже не российского, а советского народа».

Возьмем низовой уровень. Можно ли говорить о массовом расказачивании на местах?! Мы обратили внимание на два существенных момента. Во-первых, на позицию советского руководства Новочеркасского района в отношении казачества. Она полностью коррелирует с позицией партийного руководства Северо-Кавказского края. Нет ни малейшего расхождения. Тот же социально-классовый подход, та же опора на бедняцкo-середняцкие слои казачества, та же нацеленность на вовлечение казачества в колхозное строительство, та же ориентация на увеличение дали казачества в местных органах власти, на повышение политической активности казаков. Во-вторых, мы отследили статистику на уровне хутoрских поселений по двум ключевым точкам: 1925-1926 гг. и 1930 год. Не отмечается в центральной части бывшего Черкасского округа резкого падения дали казачьего населения. Практически везде здесь фиксируется существенный прирост жителей, хотя и отмечается переименование до 1925 г ряда бывших станиц в слободы, от чего отказываются с началом политики «лицом к казачеству». Таким образом, в местах традиционного проживания казачества мы наблюдаем преобладание среди населения именно казаков, а не иногородних. И о каком же тотальном расказачивании или геноциде казаков в 1920-е гг. тогда можно говорить?!

Расказачивание есть длительный исторический процесс, начало которого мы относим к пореформенному времени второй половины ХIХ в. (к 1917 г. казаки составляли 42,3 °/о населения Дона). А вот окончания у него просто нет, ибо и сегодня расказачивание продолжается. Оно выражается в утрите языка: исчезает донской говор из повседневной языковой практики коренного населения казачьих станиц; нет прочной хозяйственной основы для сохранения казачьего уклада жизни, далеко не все казаки готовы соблюдать казачьи обычаи и традиции, заметно снизилась активность казачьих обществ даже по сравнению с началом 2000-х гг., не говоря уже о начале 1990-х годов.

Что же касается политики советской власти и партии большевиков в отношении казачества в 1920-е-1930-е гг., то в хронологическом порядке она напоминает своеобразные политические качели: то власти ищут компромисс и даже социальную поддержку в лице казачества, то разворачивают политически ангажированное преследование казачества с проведением анти-казачьих акций. И так продолжалось вплоть до начала Великой Отечественной войны. Но по сути политика советской власти и партии большевиков в отношении казачества всегда оставалась социально-классовой политикой. Тем не менее два межвоенных десятилетия отличаются между собой, причем, хронологически и по содержанию они разные. Один период в политике по отношению к казачеству охватывает с 1920 по 1930 гг., а другой период - с 1931 по 1941 годы. Элементы исторического сходства, на наш взгляд, заключаются в разразившемся голоде в начале каждого из периодов (1921-1922 и 1932-1933 гг.) и попытке властей изменить направленность политического воздействия («лицом к казачеству» 1924-1926 гг. и «за советское казачество» 1936-1941 годы). Но и здесь имеются различия: причинно-следственные комплексы голода 1921-1922 гг. и голода 1932-1933 гг. носят разную природу, и воздействие на казачество было разным, как и его социальная реакция. Два поворота в середине двух десятилетий имели отличающиеся последствия и различную продолжительность, но оба они свидетельствуют именно в пользу отказа от представлений о тотальном расказачивании.

Расказачивание следует рассматривать как четыре отчасти параллельных и пересекающихся процесса: политический, социальный, экономический и духовно-корпоративный. Полагаем также, что объективно надо отказаться от тождественности понятийных смыслов расказачивания и геноцида, да и неправомерно связывать расказачивание только с советским периодом истории, хотя это никак не преуменьшает трагедийности части истории казачества.

Скорик, А. П. Расказачивание как политика и социальный процесс на Дону в 1920-е годы / А. П. Скорик // Вестник ВолГУ. Серия 4. История. Религиоведение. Международные отношения. – 2019. – Т. 24. № 4. – С. 102-113.

Анализируя развернувшееся в советскую эпоху расказачивание, нельзя не заметить зачастую полярную дискуссионность мнений по поводу данного процесса (политики). Мнения ученых и публицистов колеблется между такими трактовками расказачивания, как стратацид и геноцид, то есть ликвидация казаков как особого военнo-служилого сословия (десословизация) и уничтожение казаков как отдельной этнокультурной (социокультурной) общности, проводившееся, в том числе, и путем их физической ликвидации. Если десословизация не предусматривает устранение казачества как особой социокультурной группы, то геноцид подразумевает именно такое уничтожение. Полагаем, что при всей разности указанных трактовок в темпорально протяженном процессе расказачивания присутствовали элементы как десословизации (стратацида), так и геноцида. Дело в том, что расказачивание складывается из качественно различных этапов; исходя из этого, мы предлагаем следующую периодизацию данного процесса:

1. Эволюционное расказачивание второй половины ХIХ - ХХ вв., обусловленное развитием капиталистических отношений;

2. Репрессивное расказачивание в годы Гражданской войны, начало которому было положено известной директивой Оргбюро ЦК РКТ1(б) от 24 января 1919 г;

3. Расказачивание 1920-к п., имевшее характер социально-экономической трансформации казачества из военно-служилого сословия в особую часть российского крестьянства;

4. Ускорение социально-экономической унификации казачества на рубеже 1920-х - 1930-х гг. в условиях сплошной коллективизации, когда казаки фактически стали незаметной в социальном и хозяйственном планах группой колхозного крестьянства;

5. Эволюционное расказачивание в форме ассимиляции казаков в советском обществе со второй половины 1940-х гг. и вплоть до конца 1980-х гг.

Специалисты обосновано указывают, что «процесс расказачивания начался еще во второй половине ХIХ в., когда в России ускорилось имущественное и социальное расслоение населения и начались реформы императора Александра II». В данное время расказачивание представляло собой «упразднение сословных льгот и тягот (т. е. прав и обязанностей) казачества как социально-классовой (в данном случае - сословной) общности». Инициатива расказачивания исходила не столько от правительства, сколько от самих казаков; разочарованных в своем сословном статусе, ибо в изменившихся социально-экономических условиях ни привилегии уже не компенсировали тех затрат, которые были связаны с выполнением обязанностей. Не случайно современники констатировали, что «казаки тяготятся службой» и «переходят в ряды мещан». По некоторым данным, к началу ХХ в. около 8 тыс. донских казаков работали в фабрично-заводской промышленности и на транспорте.

Во время Гражданской войны расказачивание представляло собой уже не эволюционный процесс, но политическую кампанию Советского государства, проводившуюся чрезвычайно жесткими методами. О сути большевистского расказачивания в это время свидетельствуют слова реализаторов данной политики, заявлявших: «Чем больше вырежем казачья, тем скорее утвердится Советская власть на Дону». С 1919 г расказачивание приобрело характер «геноцида казачества как этносоциальной общности». В сравнительно либеральный период нэпа о репрессивном расказачивания, о геноциде казаков, речи уже не шло. Напротив, в середине 1920-х гг. большевики пошли на некоторое сближение с казаками в рамках политики «лицом к деревне», что выразилось в призывах уважать традиции и культуру казаков, увеличить их удельный вес в органах местного самоуправления и т д. В 1926 г быта даже проведена перепись казачьего населения, свидетельствовавшая о возросшем внимании компартии  к казачеству. Помимо прочего, перепись 1926 г зафиксировала в Сальском округе и соседних районах Северо-Кавказского края 10,3 тыс. представителей калмыцкого населения, проживавших в 100 населенных пунктах и 36 сельсоветах. Определенная часть этих людей была напрямую связана с казачеством, поскольку они принадлежали к числу бывших донских казаков-калмыков, бузавов. Но проказачьи мероприятия середины 1920-х гг. отнюдь не означали отказа большевиков от курса на растворение казачьих сообществ в массе хлеборобов путем применения социально-экономических механизмов - земельным уравнением казаков и крестьян, призывом казачьих сыновей на военную службу на общих с бывшими иногородними основаниях, и т. д.

Социально-экономическое растворение казаков среди крестьянства приобрело стремительные темпы и необратимый характер во время сплошной коллективизации, по итогам которой казаки стали неотличимы в социально-экономическом плане от колхозного крестьянства. Тем самым, коллективизация поставила точку в десословизации (стратициде) казаков. Но о геноциде казачества в 1930-х гг. говорить невозможно, как и применительно к 1920-м гг. Более того, во второй половине 1930-к гг., в рамках кампании «за советское казачество», был укреплен статус казаков как особой этнографической общности, имеющей уникальные элементы быта и культуры. По обоснованному мнению исследователей, конец 1930-х гг. характеризовался «частичным восстановлением» социальных прав казачества, в том числе и донского. Тем самым, во второй половине 1930-х гг. расказачивание, понимаемое как полная ассимиляция казаков, было остановлено. В таком качестве - отдельной этнографической общности, выделяющейся в советском социуме своей самобытной культурой, - казаки участвовали в Великой Отечественной войне.

Шишова, Н. В. К вопросу о факторах незавершенности расказачивания в СССР / Н. В. Шишова, Р. Г. Тикиджьян, В. А. Бондарев // Вестник Калмыцкого университета. – 2021. - № 1. – С. 39-45.