9 июня (по другим сведениям, в промежуток между 6 и 9 июня) 1861 года (160 лет назад) в имении Афанасия Фета произошла ссора между Львом Николаевичем Толстым и Иваном Сергеевичем Тургеневым, после которой первый вызвал второго на дуэль.
Дуэли унесли жизни «солнца
русской поэзии» Александра Сергеевича Пушкина и его преемника Михаила Юрьевича
Лермонтова. Их противниками были люди, далёкие от литературы. Возможно, поэтому
финал поединков был так трагичен? Мыслимо ли себе
представить, чтобы с пистолетом в руках литератору противостоял не «светский
щелкопёр» или «вспыльчивый друг», а другой маститый писатель? Немыслимо.
Наверное, это соображение и остановило двух великих русских писателей от
кровопролития.
Справедливости ради, надо
сказать, что ссора между писателями не была сиюминутной вспышкой чувств. Недовольство друг другом копилось и не
могло не вылиться в скандал.
Толстого познакомила с
Тургеневым его родная сестра – Мария Николаевна. Именно она, будучи знакома с
Иваном Сергеевичем, рассказывала о брате. Сам Толстой в тот момент находился на
позициях в Севастополе, откуда присылал в печать «Севастопольские рассказы».
Еще не будучи знакомым с
Тургеневым, Лев Николаевич посвятил ему «Рубку леса». В ответ Тургенев послал
молодому писателю первое письмо от 9 октября 1855 года. В письме он желал Льву
Николаевичу скорейшего возвращения с войны и выразил надежду, что личное их
знакомство окажется небесполезным для обеих сторон.
Возвышенные отношения с М. Н. Толстой вдохновили Ивана Сергеевича на создание повести «Фауст» - поэтической истории о любви. Главная героиня напоминала Марию Николаевну. Но, когда, уйдя от мужа, сестра Толстого ожидала от Тургенева решительного шага, писатель проявил нерешительность и не давал ей более никаких надежд, остался на длительное время за границей. Толстой сделал запись в дневнике в сентябре 1858 года: «Тургенев скверно поступает с Машенькой…». Это не помешало ему познакомиться с Иваном Сергеевичем и долгое время поддерживать с ним дружеские отношения.
Вернувшись
с войны, Толстой опубликовал ряд своих произведений. Уже по ним было заметно,
что растёт гений. Тургенев, будучи в самом расцвете и являющийся властителем
дум прогрессивной молодежи, взял под патронаж молодое дарование.
Сложно
было представить себе более разных людей – утончённый интеллигент Тургенев и
солдафон Толстой. Они разошлись в оценке поступка Некрасова, проигравшего в
карты гонорар Ивана Сергеевича. Тургенев возмущался безнравственностью Некрасова
(по большей мере его игрой в карты, а не проигрышем), а Толстой не видел в этом
ничего предосудительного. Тургенева вымораживала грубость и обилие нецензурных
выражений в речи Толстого. Как вспоминал один солдат, служивший с писателем: «Батюшка Лев Николаевич был конечно хороший
офицер. Отчаянно храбрый, но заботился о нас. Как говорится, слуга царю, отец
солдатам. Но уж больно сильно матерился. Такое, порой, завернёт по матушке, что
даже у нас уши заворачивались!» Толстой, человек нетерпимый, обращенный в будущее,
пересматривающий прошлое и все время меняющийся, считал, что Тургенев
недостаточно своеобычен, так сказать, иностранен. Он всегда восхищался
тургеневскими пейзажами, считал, что он не может написать ничего подобного, а в
то же время сердился на него.
Мелкие конфликты между
писателями возникали постоянно. За ними следовало примирение, поскольку оба
уважали друг друга за литературный талант. А затем всё начиналось заново. Накал
страстей постепенно нарастал. Кульминацией стала встреча в имении Афанасия
Фета.
Вот как писал об этом в
своём дневнике Фет:
«Утром, в наше обыкновенное время, то есть в 8 часов, гости вышли в
столовую, в которой жена моя занимала верхний конец стола за самоваром, а я в
ожидании кофея поместился на другом конце. Тургенев сел по правую руку хозяйки,
а Толстой – по левую. Зная важность, которую в это время Тургенев придавал
воспитанию своей дочери, жена моя спросила его, доволен ли он своей английской
гувернанткой. Тургенев стал изливаться в похвалах гувернантке и, между прочим,
рассказал, что гувернантка с английскою пунктуальностью просила Тургенева
определить сумму, которою дочь его может располагать для благотворительных
целей. «Теперь, – сказал Тургенев, – англичанка требует, чтобы дочь моя
забирала на руки худую одежду бедняков и, собственноручно вычинив оную,
возвращала по принадлежности».
– А это вы считаете хорошим? – спросил Толстой.
– Конечно; это сближает благотворительницу с насущною нуждой.
– А я считаю, что разряженная девушка, держащая на коленях грязные и
зловонные лохмотья, играет неискреннюю, театральную сцену.
– Я вас прошу этого не говорить! – воскликнул Тургенев с раздувающимися
ноздрями.
– Отчего же мне не говорить того, в чем я убежден? – отвечал Толстой.
Не успел я крикнуть Тургеневу «перестаньте», как, бледный от злобы, он
сказал: «Так я вас заставлю молчать оскорблением!» С этим словом он вскочил
из-за стола и, схватившись руками за голову, взволнованно зашагал в другую
комнату. Через секунду он вернулся и сказал, обращаясь к жене моей: «Ради бога
извините мой безобразный поступок, в котором я глубоко раскаиваюсь». С этими
словами он ушел».
Как показывает дальнейшая
переписка писателей, деликатный Фет смягчил слова, произнесённые Тургеневым.
Интеллигентнейший Иван Сергеевич, обиженный в отцовских чувствах, пообещал Толстому
«дать в рожу», если тот не замолчит.
Далее в дневнике Фета записано:
«Уехал и Толстой. Отъехав станцию, Толстой послал в Никольское своего слугу за дуэльными пистолетами и пулями и послал Тургеневу вызов: «Надеюсь, что ваша совесть вам уже сказала, как вы не правы передо мной, особенно в глазах Фета и его жены. Поэтому напишите мне такое письмо, которое бы я мог послать Фетам. Ежели же вы находите, что требование мое несправедливо, то известите меня. Я буду ждать в Богуславе. – Л. Толстой». После этого Толстой послал Тургеневу второе письмо: это был вызов на смертельную дуэль. Он просит приехать на опушку леса с ружьем; выражает желание стреляться по-настоящему.
Тургенев извинился. Толстой послал Фету раздраженное письмо и
просил Фета передать его Тургеневу «так же аккуратно, как вы передаете мне его
милые изречения, несмотря на мои неоднократные просьбы о нем не говорить».
Далее начинается словесная дуэль
между писателями. В сентябре Тургенев, до которого дошли слухи, что Толстой
видит в его отказе от дуэли трусость, сам бросает вызов противнику, требуя
сатисфакции.
Лишь в октябре тон писем смягчается.
Толстой пишет Тургеневу следующее письмо:
«Милостивый
государь! Вы называете в письме своем мой поступок бесчестным, кроме того, Вы
лично сказали мне, что Вы «дадите мне в рожу»; а я прошу у Вас извинения,
признаю себя виноватым и от вызова отказываюсь».
На долгие годы писатели разорвали
отношения. Но успехами друг друга продолжали интересоваться. Известно, что
Толстой в письмах Фету пытался выведать у того, как оценил первые главы «Войны
и мира» Тургенев.
Спустя 17 лет они примирились. Лев Николаевич первый поборол
в себе сословные предрассудки и протянул руку дружбы Тургеневу, так много
хорошего сделавшему для него в молодости. Толстой написал ему письмо: «В последнее время, вспоминая о моих с вами
отношениях, я, к удивлению своему и радости, почувствовал, что я к вам никакой
вражды не имею. Дай бог, чтобы у вас было то же самое… Я помню, что я вам
обязан своей литературной известностью, и помню, как вы любили моё писание и
меня…».
Несколько раз после этого
Тургенев и Толстой встречались, уважительно отзывались друг о друге, но
каких-то тёплых чувств уже не было.
Подготовила Марина Николаевна Урусова
Комментариев нет:
Отправить комментарий